Но не только за исполнительность ценил его Благасов. Волчихин, в отличие от бывших коллег, над которыми иронизировал, умел именно думать.
Волчихин все-таки обиделся на Благасова за "клятвопреступников" и решил отплатить ему той же манетой. К собственному достоинству он относился с болезненной чувствительностью.
- Игорь Владимирович, на Кострова могла бы повлиять Виолетта Петровна.
- Каким образом? - удивился Благасов. - Они что, знакомы?
- Помните день рождения Юрася, то есть Андрея Ивановича Юрьева года полтора назад? Вы тогда не откликнулись на его приглашение, куда-то уезжали. А Виолетта Петровна была, и говорят, блистала. Увезла Кострова на дачу.
- Тебе это откуда известно?
- Мужик с соседней дачи доложил, я ему плачу за информацию. Говорит, Костров уехал только утром...
Благасов тяжело, не мигая смотрел на Волчихина, но тот без напряжения выдержал его взгляд: его начальники в родном Управлении КГБ и не так его рассматривали, если допускал оплошность.
- То, что моя жена стерва, я и без тебя знаю, - Благасов сдержался и не позволил выплеснуться эмоциям. - Но зачем ты мне об этом напоминаешь, мой верный соратник?
- Потому что очень вас уважаю и не хочу, чтобы вас обманывали, мягко, успокаивающе произнес Волчихин.
- Ладно, с Виолеттой я разберусь. Все свои странные новости выложил, Марат Васильевич?
- Есть ещё одна, на закуску. Братки обратились с предложением отрубить им на нашем кладбище полоску земли, примерно в полгектара. Обещают хорошие бабки. Естественно, налом и все сразу.
- Господи, зачем им столько? Войну начинают? - удивился Благасов.
- Да нет... Объясняют популярно, что побратались в жизни, хотят и после смерти не расставаться. И кроме всего, у каждого есть родители, родственники, жены, возлюбленные и так далее. Обещают, что возведут там фонтан, заставят озеленителей разбить цветники...
- Как мы к этому отнесемся? - спросил Благасов.
- Люди, хоть они и бандиты, проявляют нормальное желание и после смерти не расставаться, - Волчихин пожал плечами. Он понимал, что Благасов примет это предложение, которое сулило большие деньги без особого труда.
Благасов по опыту знал, что у живых и мертвых есть нечто общее: все они стремятся быть вместе. Уже в давние времена устраивали семейные усыпальницы, уходя в иные миры, люди завещали похоронить их рядом с предками, родственниками. Что странного в том, что братки, с которыми Благасова и Волчихина связывали не братские, но деловые отношения, хотят покоиться в земле, рядом с приятными им людьми? Тем более, если платят за это? В одном был Благасов уверен: на этой части кладбища будет порядок.
Условились, что выгодное предложение будет принято и в ближайшее время они продумают, как "взять" эти свалившиеся с неба большие деньги.
В кабинет бесшумно проскользнула секретарша из приемной. Она сообщила:
- Просит соединить с вами журналист Алексей Георгиевич Костров специальный корреспондент еженедельника "Преступление и наказание".
- Легок на помине, - пробормотал Благасов. - Соединяй, Марина. Он взял трубку:
- Да, это я. Пожалуйста, приезжайте. Завтра, к примеру, в восемнадцать, вас устроит? К сожалению, весь день у меня уже расписан, так что лучше вечером, когда посвободнее. Жду...
Благасов объяснил Волчихину, что журналист просит о встрече в связи с тем, что собирает материалы для большой статьи о состоянии похоронного дела, о похоронных фирмах и государственных ритуальных предприятиях.
- Предупреди Алевтину, пусть в это время она крутится где-нибудь в пределах досягаемости. Попробуем провернуть одну комбинацию.
Благасов отпустил Марата Васильевича. Волчихин вышел в приемную, улыбнулся Марине - весьма сексуальной, но тем не менее очень дельной секретарше Благасова. Улыбался он, скорее, по привычке, ибо ему ничего от неё не надо было, он знал, что Марина оказывает интимные услуги шефу, когда тому это требуется.
- Мариночка, разыщи, пожалуйста, Алевтину Артемьевну и попроси её завтра к шести вечера быть здесь. Приказ шефа, - добавил он, заметив, что Марина взметнула бровки.
Волчихин недолго покрутился в приемной, чтобы все входившие к Благасову и выходившие от него, видели его близость к шефу и нужность ему. Марина смотрела на него преданными телячьими глазами - это он посоветовал Игорю Владимировичу взять к себе в приемную девушку из своего недавнего прошлого. Таких, как она, в информационных рапортах называли "связью": "связь" сообщила, "связь" имела встречу и т.д. - без имени.
- Девушка в работе и... вообще безотказная, к тому же умеет молчать, рекомендовал он её Благасову.
Марина после реорганизации КГБ оставшаяся не у дел - про "связь" просто забыли - была счастлива сесть в эту контору, пусть и похоронную, на вполне приличную зарплату.
- Действительно безотказная, - через несколько дней с ухмылкой поделился впечатлениями Благасов.
А Марина регулярно сообщала своему покровителю, кто был у шефа, с кем он беседовал и другие мелкие подробности, которые были ему нужны, чтобы "держать руку на пульсе".
- У шефа с Алевтиной что-то есть? - тихо спросил Волчихин у Марины.
Она почти шепотом ответила:
- Не сомневаюсь. Однажды она примчалась сюда растрепанная и зареванная. Он на неё в кабинете орал так, что мне кое-что было слышно в приемной.
- Что именно?
- Алевтина Артемьевна узнала, что шеф подбивает клинья под Ольгу Ставрову. Ругались недолго, потом затихли - наверное, Игорь Владимирович разложил её для успокоения на столе, он любит... необычные положения.
- А если бы ты зашла?
- Что вы, я хорошо знаю, когда мне нельзя заходить, - наивным голоском сказала Марина и широко распахнула глазки.
Марат Васильевич кивком головы попрощался с Мариной и неторопливо, с достоинством пошагал в свой кабинет. Приятно тешила мысль о тысяче баксов в кармане пиджака, которые сунул ему в конверте генеральный директор фирмы "Знамя свободы", которая служила браткам прикрытием. Волчихин был не таким глупцом, чтобы вести переговоры с братками напрямую. Так дела не делаются. Он знал, что в "авторитете" у них, то есть во главе нескольких "бригад", некто Мамай, но кто он и что он, даже не пытался выяснять. Ему достаточно было и того, что однажды, несколько месяцев назад, в офис приехал господин Герман Максимович Бредихин, попросил выделить местечко на кладбище безвременно погибшему молодому другу и не чинить препятствий похоронам.
- А почему я должен чинить какие-то препятствия? - удивился Волчихин. - Место выделим, возьмем по-божески.
- Без разницы сколько, - сказал Бредихин. - Дайте в этот день всем охранникам отгул - мы сами обеспечим безопасность...
- Кто "мы"?
- Без разницы...
Похоже, это были два словечка господина Бредихина на все случаи жизни.
Он достал заранее подготовленный конверт, положил на стол:
- Здесь - за землю и...беспокойство.
После его ухода Волчихин пересчитал баксы и половину из них отнес Благасову.
Похороны вылились в нечто ранее невиданное в "приюте печали", как называл кладбище Благасов. Видно, погибший занимал не последнее место в бандитской иерархии - к назначенному часу у кладбища скопилось до полусотни иномарок. Гроб - бронзовый или под бронзу - вынесли на руках плечистые парни и понесли его к месту захоронения. За ними на две сотни метров вытянулась процессия с венками и цветами из пожилых и молодых мужчин в строгих черных костюмах, осанистых женщин и юных красоток в трауре. По всему кладбищу неторопливо прохаживались зоркие парни, которые отловили несколько праздношатающихся и проводили их до входа. Все было очень чинно и благопристойно. Священник прочитал короткую молитву, гроб опустили в могилу, молодая вдова попыталась броситься за ним, её удержали. К могиле, зияющей ещё раскопанным оскалом, выстроилась молчаливая очередь - каждый из прибывших проститься желал бросить горсть земли. Все было бы как обычно, если бы не такое количество иномарок и отечественных "Лад", такое число провожающих на вечное поселение своего собрата, роскошные венки, каждый из которых тянул на многие сотни баксов или тысячи "деревянных". И ещё "быки", "бойцы" или как их там называют, заполнившие кладбище и несшие свою вахту почище оперов спецлужб. Во всем чувствовались железная дисциплина и порядок, по которым так стосковалось кагэбешное сердце Волчихина. Он на похоронах стоял чуть в сторонке, чтобы не мешать, но и быть на виду. К нему подошел господин Бредихин, пригласил на поминки и глянул так, что Волчихин понял: отказаться - значит нанести оскорбление. Это было ему ни к чему.