Алексей поехал вместе с Ритой, Таю оставили дома, так как зрелище предстояло не для слабонервных. Да, это был Марк - лицо его уже стало восковым, застывшим, кто-то невидимый и всемогущий стер с него все печали и заботы...
Похоронили Марка под могильной плитой, которая давно уже его дожидалась. Провожали в последний путь героя Чечни и блудного сына Родины Рита, Алексей и Тая, пришла очень пожилая женщина с беленьким мальчиком, а также Елена Яковлевна. И ещё поодаль маячили парни в кожаных укороченных курточках, нервно осматривавшие всех, кто случайно проходил мимо скромных похорон. Поминки не устраивали, приехали к Алексею и Тае, подняли стопки за упокой души раба Божьего Марка Константиновича Пашкова.
Мальчик жался к Рите, которую видел с папой, испуганный похоронами и мрачными лицами взрослых.
- Что вы намерены делать? - спросил Алексей Риту.
- Не знаю, - потерянно ответила Рита. - Наверное, вернусь в свою коммуналку. Я ведь по закону так и не стала женой Марка. Хотела бы усыновить мальчика, если хватит сил пройти через все формальности.
- Дня через три, когда немного придете в себя, поедем вместе к Генриху Иосифовичу Шварцману.
Генрих Иосифович, когда Алексей изложил ему проблему, эмоционально воскликнул:
- Какие же вы все юридически неграмотные! А после вашей смерти, простите, живые с трудом распутывают завязанные вами узелки... Вам, Алексей Георгиевич это обойдется в...
- Согласен, - перебил словоохотливого юриста Алексей.
Генрих Иосифович все сделал очень оперативно: Елена Яковлевна письменно отказалась от претензий на квартиру, соседи подтвердили факт "совместного проживания и ведения хозяйства" Ритой и Марком, Рита усыновила мальчика, которого Марк успел все-таки прописать на своей квартире.
Рита сказала Тае, что всю себя посвятит сыну Марка, с которым прожила недолго, но была очень счастлива.
- Твой Алексей не от мира сего, - заливаясь слезами, сказала Рита Таисии. - Он удивительный человек, я думала, такие остались только на страницах романов наших писателей-идеалистов. И мой Марк о нем говорил, что первый раз встретил нормального в этой сдвинувшейся стране. Он ведь сильно переживал, Марк, что после сидения в чеченских горах его объявили чуть ли не предателем Родины. И говорил. что если бы тогда, в Чечне ему попался бы такой следователь, как твой Алексей, а не придурок, который таскал его на допросы и шил измену, вся его судьба повернулась бы по иному.
Рита бесконечно могла говорить о Марке, она не примирилась с мыслью, что его уже нет, он - на кладбище...
Генрих Иосифович предупредил Алексея, что судебная машина ехала-ехала и наконец добралась до них - через три дня будет рассматриваться в суде иск Алексея и Алевтины по наследству, оставленному покойными Ставровым и Брагиным.
- Да я и забыл уже про это, - удивился Алексей. - На кой ляд мне это наследство?
- Вы не хотите выполнить волю Оленьки? - очень удивился Генрих Иосифович. - А вы не подумали о том, что ей это тоже таки было не очень нужно? Но она, даже чувствуя опасность, решилась на крайние шаги. Почему?
- Не воспитывайте меня, Генрих Иосифович, - примирительно проговорил Алексей.
- Нет, я вам должен сказать... Вы наверное решили, что у меня нет других забот, кроме вашего похоронного бизнеса? Так они у меня, слава Богу, есть. Но я обещал... Оля не хотела оставлять дело своего отца и его друга Брагина в грязных руках. И ещё она не желала, чтобы обворовывали живых и тревожили вечный сон мертвых. У нас с вами, - чуть ли не патетически воскликнул юрист, - разные религии, но, мой молодой друг, и православные, и иудеи, и мусульмане едины в своем отношении к покойным. Они таки все по-разному представляют смерть, хоронят своих мертвых тоже все по своим канонам, но все они требуют уважения к мертвым и их памяти. И мне это очень понятно...
Юрист произнес маленькую речь, что было ему, обычно очень сдержанному человеку, не очень свойственно.
- Хорошо, вы меня убедили, Генрих Иосифович. Что от меня требуется?
- Придти на судебное разбирательство в качестве наследника уже Ольги Тихоновны Ставровой и доверенного лица Алевтины Артемьевны Брагиной. А говорить буду я - вы мне за это платите...
Но суд в назначенное время не состоялся - не явился Благасов, не было и его адвоката. Судья перенесла заседание на новый срок и велела поставить об этом Игоря Владимировича в известность под расписку.
Неожиданно Алексею позвонила Виолетта Петровна. Она явно нервничала.
- Алексей Георгиевич, зачем ты затеял этот суд? Ты все равно его проиграешь, а неприятностей наживешь воз и маленькую тележку.
- Ты о чем, Виолетта Петровна? - вроде бы удивился Алексей.
- Я тебя не понимаю,.. - напористо продолжала Виолетта. - Ты мне казался таким благородным! Игорь Владимирович так расстроился, что уже вторые сутки не объявляется ни дома, ни на даче...
- Но куда он мог исчезнуть?
- Не знаю... У него и раньше бывало, что в сложные периоды своей жизни он отправлялся в родной городок поклониться могилам родителей...
Алексею говорить с Виолеттой Петровной было сложно: в памяти, в дальних её закоулках остались воспоминания о странной и чудной ночи, когда они были близки. Пусть произошло это случайно, в уже отдаленные времена, но... Так уж он был устроен, Алексей: мог забыть имя женщины, с которой был близок, но помнил запах её волос, изгибы тела, слова, вырвавшиеся в неконтролируемые рассудком минуты.
- Откажись от своего заявления, или как это там называется, в суд, потребовала Виолетта.
- Нет. Мне вообще кажется странным, что звонишь ты, а не господин Благасов. - Алексей положил трубку телефона.
Виолетта звонила из машины по мобильному, за рулем сидел Герман Михайлович Бредихин и ехали они к ней на дачу.
- Ни в какую, - сказала Виолетта Бредихину.
- Что же, он сам себе подписал приговор, этот придурок, - хмуро откликнулся Бредихин.
Дрогнувшим голосом Виолетта спросила:
- Что с Благасовым?
- Забудь.
Бредихин достал из кармана пиджака сложенный вчетверо листок бумаги:
- Вот подписанное Благасовым и заверенное в нотариальной конторе завещание на твое имя. Обрати внимание, дата месячной давности. Запомни её. Все запомни: дату, название нотариальной конторы, её адрес, фамилию, имя отчество нотариуса...
- Господи, Герман, ты меня пугаешь! - у Виолетты путались мысли, она сжалась на своем сиденье в жалкий комочек.
- Выше головку, девушка! - Бредихин делал вид, что напряженно всматривается в набегавшее под машину шоссе. - Ты не одна, я с тобой. Вскоре мы сможем расписаться.
- Ты не передумаешь? - спросила, цепляясь за его обещание, как утопающий за соломинку, Виолетта.
- Мы с тобой теперь навечно связаны, - без эмоций сказал Бредихин.
- Останови машину и обними меня, согрей, - попросила Виолетта. - Мне холодно и страшно.
- Обойдешься. - Бредихин даже не глянул на нее.
Несколько дней назад Виолетта Петровна рассказала ему о чемоданчике с золотом секты хлыстунов.
- И ты так долго об этом молчала? - удивился Бредихин.
- Я хотела убедиться, что мы любим друг друга и только после этого все тебе сказать, - объяснила Виолетта.
- Убедилась?
- Да, родной. Ты мой лучший мужчина, - Виолетта хотела польстить Герману Михайловичу, но тот съязвил:
- У тебя есть с кем сравнивать. Небось, полноценная рота наберется.
Виолетта решила не обижаться:
- Опыт - ценное достояние женщины. И ты умелым мне достался.
- Поговорили... - улыбнулся Бредихин. И требовательно спросил: - Где спрятан чемоданчик?
- Не знаю. Где-нибудь на даче. Квартиру я всю уже перевернула. А на даче его можно зарыть под любой куст.
- Найдем, - уверенно сказал Бредихин.
Он решил, что будет действовать без Мамая, самостоятельно - с какой такой стати делиться? Самовлюбленный, с жестокими причудами Рэм Спиридонович угнетал и подавлял его.