Роман Сенчин
Проводы
Рассказ
https://nm1925.ru/articles/2023/07-2023/provody
Она старалась убедить себя, что муж отправляется на вахту.
Без малого десять лет — годы, которые могли бы стать их лучшими, — они прожили почти порознь. Он по два месяца на Севере, а она здесь. Приезжал на неполный месяц, который пролетал так быстро…
За эти десять лет родились сын и дочка, была отремонтирована изба, проведен газ, куплена машина. И кое-какие деньги удалось скопить.
Прошлой весной муж не возобновил контракт. Устал мотаться, да и здоровья, чтоб лазать на высоте двадцати метров, проводя электричество на буровых, порой в мороз и ветер, стало не хватать. И из электромонтажников в Ванкоре он переучился в механики автосервиса «Кузовок» здесь, в родном городке.
Владел «Кузовком» одноклассник мужа Виктор, он помог.
Но, наверно, и не столько из-за здоровья бросил вахтовать. Незадолго до ухода рассказал о своем бывшем бригадире. Тот был старше и ездил на Север с девяностых. И вот когда решил, что хватит, осел в своем доме, оказалось, что он там лишний, даже мешающий. Жена давно привыкла жить без него, взрослые дети тоже. Конечно, не гнали, но… Не считали они его членом семьи, выпал из нее. Или, может, внушил себе, что не считали — все эти годы каждый его приезд, недели дома были праздниками, а теперь он видел сплошные будни. И считал, что он лишний.
Скорее всего, муж тоже боялся такого. Не возобновил контракт, и она его понимала. Да, надо по-настоящему свыкаться друг с другом, детей приучить, что отец рядом, с ними. Сначала, когда возвращался, по два-три дня плакали — то ли отвыкали и боялись этого чужого человека в их доме, то ли сердились, что так надолго их покидал. А когда подросли, стала замечать, ждали его возвращения не просто так, а зная, что папка будет им покупать много сладкого, водить в кафешки, возить в соседний, большой город в кино, в парк, в торговый центр с игровыми автоматами, разными аттракционами. Не нужно, чтоб они воспринимали его как Деда Мороза.
И вот почти полтора года вместе. Она наблюдала, как муж меняется. Сначала был счастлив, что не надо ехать в холод или в жару, какая, рассказывал, бывает только в болотистой тундре — духота, от которой преешь и гниешь даже в легкой одежде, и тут же гнус, жужжащий, пищащий, ноющий, такой плотный, что закрывает собой солнечный свет…
Потом, заметила, начал тосковать, тяготиться жизнью на одном месте, в одной и той же обстановке. Чаще встречался с теми, кто продолжал вахтовать, с меньшей охотой занимался хозяйством — огородиком, свиньями, кроликами, разводить которых собирался все прошлые годы. Вроде бы даже к детям охладел.
Но этим летом, казалось, наконец-то пересохла в нем та нить, что связывала с прошлой работой, прошлым укладом жизни, ее распорядком, а вернее — циклами. С месяцем отдыха здесь и двумя месяцами вахты. Пересохла, и он освободился.
И вот позавчера пришел с работы, покормил кроликов, вынес свинье, умылся, дождался, пока она поставит на стол горячее, дети усядутся и сама она тоже, и сказал, глядя в тарелку: приходили прямо в «Кузовок», он подписал бумаги — в четверг к двенадцати с вещами.
— Куда, пап? — с любопытством спросил сын. — За нефтью?
— Не совсем.
Она не зарыдала, не стала причитать и отговаривать, но в горле сжалось, и еда не лезла туда, не глоталось. И лицо, наверное, изменилось, потому что муж, взглянув на нее, добавил, оправдываясь:
— Ну как иначе. — Не вопрос это был, а утверждение: иначе никак.
И сын, видно, поняв, куда едет папа, не донимал больше расспросами, но есть перестал — так, ковырял вилкой. А дочка ела с аппетитом — маленькая еще, чтоб понимать. И хорошо. И она тоже захотела стать маленькой.
Да, не зарыдала — внутренне, где-то в глубине души или сознания (кто знает, где в нас это самое важное) была готова к тому, что такое произойдет. Что муж однажды придет и скажет… По всем условиям он подходит. Но ведь двое детей…
«Государство пообещало не бросить», — наставительно ответило внутри. — Выплаты, льготы…
После ужина стала мыть посуду. Как всегда, как все эти годы каждый день по три раза. А тарелки не слушались, не держались в руках, вилки падали, ноги дрожали.
— Сынок, — позвала, — помоги.
Он не сморщился, как бывало, не сказал «потом». Молча и послушно подошел, сменил у раковины. Она сделала несколько трудных шагов, вошла в большую комнату.