Надеждин достал из пакетика съедобное подношение коту, продолжающему ещё волноваться и пугать окружающих встопорщившей шерстью.
— Кушай Профессор, кушай, — старался успокоить кота Надеждин.
Профессор — это была кличка кота, данная ему местным народом за умный вид кошака. Животное было полосато, упитано, но уже было видно, что Профессору много лет по кошачьим меркам. Лет десять ему было — это точно. Старенький уже был кот и не такой резвый, как в раньшее время, когда он влёгкую мог разогнать трёх собачонок, отправив тех в темпе чесать пузо об асфальт за сто метров от него. А теперь эти наглые блохастики лают на него, припадая к земле, и своим глупым видом демонстрируя дурные собачьи наклонности: распалились, понимаешь, как жуки-скарабеи, не поделившие дерьмо крокодила. А у кота уже года не те, и седина, стыдно молвить где. И что прикажите делать мудрому и приличному коту — поклониться собаченциям или принять позу покорности? С хера ли?
— С чего это, Петрович, твои шавки стали породистыми? — спросил Надеждин с подозрением посмотрев на выглядывающих из-за угла собак. Те далеко не убегали, а искоса поглядывали на человека.
Надеждин видел перед собой трёх шавок. Вот один ногастый, серый и самый крупный из их банды. До уровня овчарки ему, как до Пекина на поезде, но до безобразия заросшая шерстью морда у него была совершенно бандитского вида. И эта морда пялилась на Надеждина.
— Этому я бы впаял червонец, как главарю бандформирования, — подумал работник прокуратуры. — А тем мелким хвостатым уркам по трёшке бы влепил.
— Не скажи Сергеич, — стал просвещать Надежина Шмаков. — Вот тот серый, который покрупнее, настоящий бордер-терьер. Погоняло у него Петруха. Жрёт, падла, как крокодил, но банду держит в строгости. Вон тот кучерявый, что тявкает противным голосом — тот аффенпинчер, Марсиком его кличут от названия планеты Марс. А третий, то Зевсик — он настоящий алопекис. У нас тут все породистые. Правда некоторые мужики, как загазуют, забывают их настоящие имена и кличут их Гёссером, Будвайзером и Хиртером.
— То-то у вас тут полно пустых бутылок из-под пива валяется. Зевсик, надо понимать, назван в честь самого Зевса Громовержца, — рассмотрел маленькую собачку Надеждин. Собачка гордо носила двойное имя: Зевсик — Хиртер. — Вот только кто разрешил этой банде быковать и громыхать здесь, пожилых котов третировать. Куда только страна катится?! Кушай Профессор, кушай. Дядя Максим тебя в обиду не даст.
— Куда страна катится? — буркнул тихо Шмаков. — Известно куда. Однозначно к светлому будущему. Только не все до него докатятся.
— Алексей Петрович, — обратился Надеждин к Шмакову. — Вы уж проследите, чтобы собаки не обижали кошачьего пенсионера.
Максим Сергеевич хотел добавить в шутку, что раскрутит эту собачью банду на червонец лагерей за все их художества, в том числе за многочисленные метки территории, но, открывая ворота своего гаража, с грустью вспомнил, что он уже навряд ли кого раскрутит на соответствующую статью уголовного кодекса, даже людей. Всё верно. Надеждину оставалось трудиться помощником Фемиды на Земле несколько дней, а потом он будет обычным пенсионером. Не совсем обычным, конечно, а весьма обеспеченным, но пенсионером. Как так получилось? Скорее всего, из-за расследования бойни в горах, когда туристы на горной дороге обнаружили сгоревшую дотла грузовую автомашину и фрагменты шести трупов рядом с пожаром. Дело резонансное. Поэтому и поручили расследовать обстоятельства случившегося, естественно, самому опытному работнику, то есть Надеждину, который за последние шестьдесят дней вдруг сумел раскрыть кучу преступлений. Вот так вот взял и раскрыл, как Шерлок Холмс. То работал, как все, а то вдруг стал показывать чудеса дедукции, что диву даёшься.
Надеждин с головой окунулся в расследование этого громкого уголовного дела, даже побывал с дознавателями на месте преступления, а не ограничился рапортами и фотоматериалами. По-привычке он вспомнил номер 332, и задал вопрос по существу этого преступления. Ответ от неведомых, но всезнающих кураторов последовал обескураживающий. Неведомые кураторы, через уже знакомого, странного вида мужика, передали очередную флешку, подключив которую к компьютеру, Надеждин получил ряд указаний, ставящих точку в его карьере. Во-первых, ему категорически указывалось держаться от расследуемого дела как можно дальше, так как оно вскоре рассыплется, как карточный домик. Во-вторых, его благодарили за службу и велели написать рапорт об отставке по состоянию здоровья. В виде компенсации Надеждину обещали десять миллионов рублей и советовали убраться из этого города куда-нибудь в другое место, но намекали, что его услуги могут вскоре потребоваться. Вот и всё, что было в полученной информации. Надеждин даже возмутился: кто поверит, что у него вдруг пошатнулось здоровье, однако вскоре ему всё тот же мужик, что всегда контактировал с ним, принёс папку с подлинными медицинскими документами, из которых следовало, что бедный Надеждин дышит на ладан, вернее, непонятно, как он ещё дышит. Прочитав выписки врачебных комиссий и результаты всяких анализов, Максим Сергеевич покрылся потом. Неужели это всё у него? Оказывается он инвалид и ему не место в прокуратуре, ибо он может на такой работе скопытится в любой момент. Раз — и всё. Только покой, кефир и заслуженный отдых. Надеждина успокаивало только то, что неведомые кураторы советовали ему не воспринимать эти документы близко к сердцу, так как они липа голимая, но сделанная с прочностью железобетона. ИИ, о котором Максим Сергеевич, конечно, ничего не знал, в этом плане постарался на совесть: он влез во все базы данных и подделал результаты медицинских исследований так, что комар носа не подточит, хотя ИИ до сих пор так и не установил, как комары точат свои носы.