Зайдя в интернет, Сорокин долго искал какие-нибудь материалы по теме, но так ничего толкового и не нашёл. Вернее, он нашёл, но статьи с описанием изделий с довольно низким КПД, не выше двадцати процентов. Нигде не было ничего подобного прорывной технологии, предложенной Широковым. А по Широковской технологии выходило, что КПД у его изделия будет чуть ли не сто процентов при огромной мощности. Это же переворот в энергетике, что само по себе бред.
Чем больше Захар Елизарович вчитывался по десятому разу в документ, тем больше раздражался, хотя он всегда старался принимать решения, абстрагировавшись от своих эмоций, искал себе поддержку в аргументах, а не в чувствах.
Он всегда просчитывал, какую реакцию вызовет у окружающих его поведение и суждения, старался заботиться о чувствах других, реагируя не так, как будет проще или как ждут окружающие, а так, как ему казалось наиболее разумным и осмысленным. Сейчас же он напряг все извилины своего мозга, чтобы найти подвох, но не находил, поэтому почти был готов смириться с неизбежным, то есть признать своё интеллектуальное поражение. Всё происходило строго, как в классической схеме, а именно, пять стадий принятия неизбежного: отрицание, гнев, торг, депрессия и, наконец, смирение с неизбежным. Возможно, Широковский бред — совсем и не бред. Конечно, бред, но, предположим……
Выбрать путь наименьшего сопротивления — это не значит прогадать. Высказав эту мысль и произнеся по поводу гада Широкова ряд нехороших слов, Сорокин решил передохнуть от анализа документа и принял решение. Нет, он всё-таки не стал делать скоропалительный вывод о научных достижениях Широкова и о достоинствах проделанной работы. Он поступил проще: отправил файл своему родному дяде по материнской линии. Дядя слыл чрезвычайно умным мужиком. Он в настоящее время был целым членом-корреспондентом Академии наук России и трудился в Новосибирском отделении Академии наук. Большая величина и светило в физике. Вот пусть этот член и посмотрит на потуги Широкова в науке. Представлю дяде Широковскую писанину, как курьёз, пусть старый немного попотеет, выискивая блох противоречий. Как говорил Ленин: «Ну, ведь хуже то не будет!». Так что, если загнали в угол, надо из него выбираться достойно. А если Широков-Глубоков прав? От этой мысли Сорокин даже смутился. Да, нет. Такого не может быть: чтобы обычный студентишко придумал такую вещь. Так что, пусть дядя Давид Исаевич голову поломает.
Дядю Сорокина звали Давид Исаевич Кушнарёв. Давидом его назвали, по версии его родителей, в честь знаменитого математика Давида Гильберта. Может и не в честь Гильберта, а в честь царя Давида. Кто знает этих выходцев из семитских племён? Особых признаков семитских корней у дяди Давида внешне не наблюдалось, за исключением внушительного носа, который он отлично держал по ветру, дующему в современной науке, но который норовил влезть в различные истории. У некоторых людей пятая точка норовит найти приключения, а у дяди Давида за приключения отвечал нос. Зная дядину натуру, Сорокин наверняка был уверен, что тот залезет своим носом в подкинутую ему проблему, и вскоре оказался прав: дядя таки обнаружил послание и его внушительный нос почуял жареное.
Больше всех в этой истории радовался ИИ резидента, если он мог радоваться. Радость он выражал тем, что отмечал в своих протоколах событие, как выполненное на сто процентов. Так что хидромудрый ИИ продолжал плести свои хитрые схемы.
Будучи уже на берегу Чёрного моря, где Сорокин предался пороку поедания чебуреков и злоупотреблением пива, его настиг звонок из Новосибирска. Телефон показывал, что беспокоит любимый дядюшка, а раз так, то можно и отложить немного в сторону недоеденный жирный чебурек, вытереть руку салфеткой и поднести телефон к уху. Дядя — это святое, дядя в чём-то даже лучше чебурека, который, без сомнения, друг человека. Глядя на недоеденный чебурек, истекающий жиром, и распространяющий одуряющий аромат свежей выпечки, Сорокин стал беседовать с Новосибирским дядюшкой. Этот волнующий аромат надкусанного чебурека пробуждал ярчайшую гамму чувств, заставляющих сердце трепетать в предчувствии романтических отношений, сопровождаемых бурей необузданных страстей. Несмотря на эти запахи, Сорокин всё-таки нажал кнопку соединения. Он считал, что будет общаться с дядей, но, на самом деле, с ним разговаривал ИИ характерным голосом Давида Исаевича.
— Добрый день Захар. Что делаешь? — раздалось из трубки.
— Чебуреком балуюсь, — признался Захар Елизарович. — К планетам далёким устремлён человек, но помнит, как вкусен земной чебурек!