Виновники выглядели как грешники злоупотребляющие чревоугодием, чреслобесием и крепкими спиртными напитками. Весьма нездорово они выглядели. Сейчас они приводили себя в норму попивая кока-колу, минералку и моте. Игнасио оглядел злосчастную пятёрку. Трое из пяти организмов подобострастно улыбались зловещему консильери, но с ними Игнасио говорить не собирался, ибо на троих у них была только одна извилина. Что с таких возьмёшь? Ну и рожи у них, там даже таблица умножения не удержится. Четвёртый из этой компашки — Пепе, впрочем, тоже не доктор наук. Пепе широко зевал и тёр глаза, сказалась бессонная ночь и злоупотребление алкоголем. Но в его голове всё равно, постоянно крутились пошлые и дурные мыслишки, связанные с бухлом и доступными сеньорами, независимо от ситуации. Эти мысли можно было легко прочитать на его недовольной физиономии. Риверо вежливо таращился на начальника, этот выглядел чуть получше, не такой помятый жизнью, как остальные. Но в его взгляде читался испуг и готовность услужить консильери. Консильери специально включил режим злого начальника, пригвоздив лихую пятёрку своим стальным взглядом. В этом взгляде для рядовых мафиози не было ничего хорошего. Они внезапно поняли, что висят на волоске, и их грешная жизнь может в любую секунду оборваться совершенно бесславно.
— Ну, что, Пепе? — с шипящими нотками поинтересовался Игнасио. — Что сидишь в прострации как после кастрации? Что? Голова болит? А я знаю, дружище Пепе, один хороший способ отлично чувствовать себя по утрам, но подходит он далеко не всем: надо по ночам не бухать, как последняя мразь, а спать в кровати. Покайся, болезный Пепе, мне, как на духу, ибо вижу, что ты очень грешен. Самое время посвятить нас в делишки ваши скорбные.
— А что, Пепе, чуть что, сразу Пепе… — заворчал гигант-мафиозо.
— Восхитительная у тебя способность отрицать очевидное. И это та самая чудо-команда, ради которой, видит Бог, я ночей не сплю? Зачем русских «братков» обидел, лишенец?
— А чего они…, - обиженно забасил Пепе. — Они первые начали….ещё и дразнятся, — он вытер губы рукавом рубашки, — понаехали….Сантьяго не резиновый….
— Как это?
— Да, консильери, они первые меня назвали гондурасцем. Ни за что, ни про что. Вот. И ещё скалятся…наверное им зубы жмут…
— И что? — удивился консильери. — Что плохого, если тебя сравнили с жителем солнечного Гондураса? Красивая страна. Там живут правильные наши коллеги. Какие претензии? Обоснуй.
— Я задницей почувствовал, что так они меня чморить вздумали, — прогудел Пепе. — Ну и в ответ назвал их румынами.
— А зачем румынами? — удивился Игнасио.
— А чтоб им тоже было обидно, — злорадно сообщил Пепе. — Жалкие и наглые личности. Чтоб им кобыла за невесту была…
— И что дальше? — стал сердиться консильери. — Был ещё какой-нибудь содержательный диалог или дискуссия между уважаемыми сторонами?
— А то, — радостно оскалился Пепе. — Диалог был, и самый содержательный…Я ему хорошо врезал с правой…копыта он так и засветил…
Три организма, сидящие рядом радостно закивали головами, мол, диалог точно был. Правильно всё Пепе говорит. На языке жестов уважаемые стороны начали объясняться. Они наперебой стали рассказывать, как умело били этих зазнавшихся в корягу русских «братков». Так что диалог, наверняка был. Три — ноль в нашу пользу. А вот дискуссии не было. Точно не было. Добивать «братков» не стали. Мы же эти…как их…гурманы…нет гуманисты мы, ага. Мы без дискуссии. Если бы с нами был Камило, то могла получиться и дискуссия. Это точно. Камило метко стреляет.
Ну и как с этими недоумками беседовать? Больше ничего толкового консильери от этой братии не узнал. Никто не помнил, пересекался ли когда с этими русскими, зато хорошо помнили, как красиво били их. Поэтому консильери обратил свой пронизывающий взор на Риверо, который тихо сидел, как мышь под веником: