- А вот об этом у меня нет ни малейшего представления, - ответила Роза Марковна. - Помешать вы вроде бы никому не могли. А кому вы нужны? И зачем? Нет, не знаю. Вы хотите, чтобы я замолвила за вас перед Крабом словечко? Я могу это сделать. Но ничего из этого не выйдет. Можете мне поверить, я знаю, что говорю. Это не его дела.
- Не надо за меня просить, - устало отмахнулся Томас. - Я и сам понимаю, что дело не в Крабе. Я хотел спросить вас совсем о другом. Кто такой полковник Альфонс Ребане? В первую нашу встречу вы спрашивали, не родственник ли он мне.
- Вы ответили: нет, - напомнила Роза Марковна.
- Так оно и есть, - подтвердил Томас.
- Почему же спрашиваете об этом снова?
- Мне сказали, что он мой дед.
Роза Марковна насторожилась:
- Вот как - дед? Кто сказал?
- Какой-то валуй в штатском. Юрген Янсен. По всему - "контора". И квартира была - в обычном доме, но такая, казенная. Явочная. Или как там у них - конспиративная.
- Юрген Янсен? - переспросила Роза Марковна. - Не хотела бы я иметь с ним никаких общих дел. И он встречался с вами на конспиративной квартире?
- Ну да.
- Это заставляет задуматься. Вы - не его уровень. Если он снизошел до встречи с вами, это означает только одно: важность дела. Даже, пожалуй, чрезвычайную важность.
- Да кто он такой?
- Вы правильно сказали: "контора". В советские времена был полковником КГБ, курировал эстонскую госбезопасность по линии ЦК. Сейчас - член политсовета и орг-секретарь Национально-патриотического союза. Финансы, служба безопасности, стратегическое планирование. Де-юре второй человек в союзе. А по влиянию первый.
- Кагэбэшник у национал-патриотов? - удивился Томас. - Как он у них оказался? Их же отовсюду мели.
- Как видите, оказался. Помните большой процесс над молодыми эстонскими националистами? Впрочем, вряд ли вы о нем знаете, у вас был другой круг общения.
- Почему, знаю, - возразил Томас, задетый такой пренебрежительной оценкой его вовлеченности в общественно-политическую жизнь республики. Тогда многих наших ребят посадили. Из университета, и вообще. Меня тоже вполне могли посадить. Но я в то время уже сидел.
- После этого процесса Янсен дал интервью радиостанции "Свободная Европа". Заявил, что это было позорное судилище в духе Ежова и Берии.
- Да ну?! - поразился Томас.
- Представьте себе. Его, конечно, сразу отовсюду погнали, но это открыло ему путь в Национально-патриотический союз. Он успел соскочить с тонущего корабля. Toгда многие уже понимали, что корабль тонет, но мало кто сделал практические выводы. Юрген Янсен сделал.
- Не дурак, - оценил Томас.
- Да, этого у него не отнять. И он сказал, что Альфонс Ребане - ваш дед? - повторила свой вопрос Роза Марковна.
- Даже доказывал. И пер, как бульдозер.
- А он не ваш дед?
- Сто процентов. Он просто однофамилец.
- Вы это знаете наверняка? Или только предполагаете? Я хотела бы, Томас, получить на этот вопрос точный ответ. Он гораздо важней, чем может вам показаться.
- Да как он может быть моим дедом? Как? - загорячился Томас. - Они, конечно, хорошо покопались в моем досье. Но главного не раскопали. А в чем главное, я вам скажу. Ребане - это фамилия моей матери, с отцом они так и не расписались. Фамилия у моего отца была Кюнна-пуу, а не Ребане. И внуком этого Альфонса Ребане, кем бы он ни был, я не мог оказаться ни при каких раскладах. Теперь верите?
- Теперь верю. Но вы ошибаетесь, если думаете, что они не докопались до вашего отца и не знают, что вам дали фамилию матери. Не та фирма, дорогой Томас. Юрген Янсен - профессионал, в этом нужно отдать ему должное.
- А тогда какого же...
- Такого, - прервала Роза Марковна. - Им нужен внук Альфонса Ребане. И они почему-то решили, что на эту роль лучше всего подходите вы. И они заставят вас согласиться на эту роль. В сущности, уже заставили. Вот вам и объяснение всех ваших хорошо организованных бед. Цель? Об этом я только сейчас начинаю смутно догадываться. Очень смутно. И эти догадки не из веселых. У вас есть родственники, о которых никто не знает и у кого вы могли бы надежно спрятаться? Абсолютно надежно. Потому что искать вас будут люди очень серьезные.
- Ну, на Сааремаа, - не очень уверенно предположил Томас.
- Не годится. А где-нибудь в России?
- Нет.
- Плохо дело. Тогда у вас есть только один вариант. Я видела ваше досье. Ваше уголовное дело в Ленинграде не закрыто, а приостановлено. Мой совет покажется вам, возможно, диким, но я его дам. Поезжайте в Питер, отыщите следователя, который вел ваше дело, и потребуйте, чтобы вас отдали под суд.
- Я? Сам? - ошеломленно переспросил Томас. - Потребовать? Да мне же впаяют года три или все четыре!
- Думаю, меньше. Но даже если и три года, это будет для вас не худшим вариантом. Хуже другое: если они не захотят с вами связываться. Но тут вам придется проявить настойчивость.
- Вы не шутите? - с робкой надеждой спросил Томас.
- Нет.
- Но почему, почему?!
- Друг мой, вы влипли в очень плохую историю. В историю, от которой тянет смрадом могильного склепа. Впрочем, нет. Это слишком слабое определение. Вы сами поймете, чем от нее тянет, когда узнаете, кем был ваш однофамилец Альфонс Ребане.
- Кем? - спросил Томас.
Роза Марковна довольно долго молчала. Потом ответила:
- Ваш однофамилец не просто полковник. Строго говоря, он вообще не полковник. Альфонс Ребане - штандартенфюрер СС, командир 20-й Эстонской дивизии СС. Он был единственным эстонцем, награжденным высшим орденом Третьего рейха - Рыцарским крестом с дубовыми листьями. Такие награждения подписывал лично Гитлер.
Господи милосердный! Пресвятая Дева Мария! Святая Бригитта, покровительница влюбленных!
Штандартенфюрер СС!
Командир 20-й Эстонской дивизии СС!
В критических ситуациях Томас всегда полагался на интуицию. А сейчас интуиция подсказывала ему, что Роза Марковна совершенно права: нужно немедленно делать ноги. Рвать когти. Смыливать. Сваливать. Отрываться. Сматываться. Убегать.
До чего же разнообразен и выразителен русский язык. Как жалко, что будущие поколения юных эстонцев не смогут этого оценить. А они не смогут, потому что для них он будет уже языком иностранным.
Да, делать ноги. И немедленно. Он влип в очень плохую историю? Как бы не так! Он влип в историю, от которой тянуло не смрадом могильного склепа. От нее тянуло какой-то доисторической жутью, рвами с тысячами расстрелянных, терриконами детских туфелек - всей этой дьявольщиной, сидящей в темных глубинах памяти даже тех, кто об этом только слышал или читал, кто об этом никогда не думал и не хотел думать.