«С Фесенкой мы все дальше и дальше. Вроде кошка никакая не пробегала, а охлаждение есть и уже заметно обоим. Мне кажется, на него давит какой-то груз. У него беспокойные глаза. И руки. Но в разговоре все отрицает. Говорит, как всегда: “Не бери в голову!” С Лизой тоже контакта нет. Все они чего-то суетятся, не знают покоя».
Никитин вздохнул и отложил письмо.
Никитин запер дверь кабинета и снял штаны.
Руки аккуратно привычно пристраивали брюки на вешалку в шкафу, а глаза косили в письмо на столе (Никитин одинаково хорошо видел далеко и близко):
«С Лизой тоже контакта нет».
Рванули дверь.
Никитин вздрогнул.
Постучали.
– Кто там?
– Откройте, Никитин! – окнул голос подполковника Громова.
– Одну минуточку.
– В чем дело? Немедленно открыть! Почему на замке? Быстро!
Дверь рвали. Подполковник Владимир Иванович Громов был крут и скор на выводы. Раздумывать было некогда. Никитин распахнул дверь. Громов вбежал в комнату, не поворачивая огромной лысой головы, установленной на плечах напрямую – без применения шеи.
– Кто позволил? – грозно окал на ходу Громов. – Под замком допрашивать запрещено. А одному сидеть запершись – погано. Ты что, онанист?
У окна подполковник развернулся всем телом, с трудом поворотил тяжелую голову… и осекся…
– Ондрей! – сказал мягко, по-отечески. – Ты почему без штанов?
– У меня встреча по письму… надо в штатском…
– Это двенадцать дробь одиннадцать?
– Да, двенадцать дробь одиннадцать.
Громов погряз в глубоком кожаном кресле:
– Закройте дверь, Никитин.
Никитин двинулся к дверям – как был, в носках, не надевая ботинок. Громов сказал:
– Сними китель, Ондрей, а то больно глупо глядеть.
Не объективен, совсем не объективен был на этот раз подполковник Громов, и сам это знал. Вовсе не глупо выглядел лейтенант Никитин даже без штанов и в кителе. Полный набор ножных мышц всех наименований. Ноги в меру волосатые, в меру мужественно кривоватые. Живот плоский. Кожа гладкая, в меру жирная. Даже не в меру, а очень жирная. Или нет, в меру, нормальная кожа. Кожа что надо. По крайней мере не сухая, как у подполковника. Не глупо, а отлично выглядел Никитин. Отлично!
Громов сидел неподвижно, утонув в кресле по плечи включительно, и смотрел, как Никитин переодевается. Подполковник потел под прямыми лучами солнца, пучками жалившими сквозь линзу неровного оконного стекла. Лысина сверкала, ореолила. Складки лица подполковника набрякли, и выражение лица стало печальным.
– Ты каким спортом занимаешься?
– Теннис, Владимир Иванович, – Никитин заправлял низ свежей сорочки под брюки, натягивал, разглаживал ее. – И утром сорок минут пробежка.
– Сорок… – Громов горестно покачал головой и посмотрел на зеленый арбуз своего живота под кителем. – Андрей Александрович, я вот что… мне тут… предстоит возглавить большую работу… проверка по всему отделу… отчет по идеологической обстановке… приказ… по всем контактам, потому что… процентовка… сверху спустили… по сравнению с прошлым годом по всем показателям…
– Это сентябрь? – Никитин вывязывал галстук.
– И октябрь – до праздников надо кончить. Мне тут где-то через недельку надо доложить о составе группы.
Громов сам себе удивлялся – откуда этот просительный тон? Почему вообще он пришел сюда, а не вызвал Никитина к себе, не сообщил коротко и по-деловому, что забирает его к себе в группу. Конечно, тут есть загвоздка – Никитин на сентябрь назначен в Грецию с ветеринарами, три недели. Но это поправимо: можно оговорить с Клещом, нажать на Пустырева и всем вместе выйти на доклад генералу Лушину. В чем дело? Поедет в другой раз. А сейчас он нужен тут. Интересы дела! Громов знал, что Никитин, как никто другой, умел находить формулировки итоговых отчетов. А без этих крепких, приятно обволакивающих и факты, и слух начальства формулировок любая проверка гроша ломаного не стоит – все равно все в дерьме: и те, кого проверяли, и те, кто проверял.
Никитин чистил себя щеточкой.
– Как лучше для дела, – сказал он. – Я готов. В отпуск все равно не пойду – буду заниматься тысяча вторым и вот двенадцать – одиннадцать… А что касается ветеринаров… – Никитин, не сгибая ног, сложился пополам и чистил абсолютно чистые, без единой пылинки обшлага кремовых брюк, – что касается ветеринаров… то Помоев в курсе, – Громов вздрогнул. – Я его введу, проинструктирую… а съездить может и он… Если… – Никитин разгибался – ноги совершенно прямые, а верхняя половина туловища равномерно поднималась, – если Петр Геронтьевич решит, не о чем говорить, – Никитин стоял в рост – 189 см.