И вот я, вспомнив всю эту веселую историю, взялся за телефон и позвонил своему другу. И хотел объяснить суть проблемы.
- Это не телефонный разговор, - сказал Цава; и я окончательно убедился, что он сексот.
бабка Кулешова старилась, а Петя-Петечка-Петруха, сынок, рос-рос и вымахал в Петра; и, как на пашпорта свобода вышла, отблагодарил свою малосостоятельную матушку - подался за счастьем в город. Вернулся через три года, не один, с подарком - годовалым внуком.
- Собирайтесь, мамаша, в счастливую жизнь, - говорил Петр; ходил по хате гоголем в просторном урбанистическом, прости, Господи, костюме.
- Куда это? - страшилась бабка.
- Эх, маманя, в обчество! - отвечал сын. - Вы знаете, какое это обчество?
Бабка не знала. Однако скоро узнала, что это общество, в котором "созданы могучие производительные силы, передовая наука и культура, в котором постоянно растет благосостояние народа, складываются все более благоприятные условия для всестороннего развития личности; развитое социалистическое общество - закономерный этап на пути к коммунизму" - так объяснял малограмотной старухе ее сын, вертухай и практичный человек будущего.
На все эти образовательные слова заплакала бабка, как несознательный элемент, подмела пол, перекрестила печь, укутала ребенка-сироту, мамку которого определили за растрату на таежный лесоповал, и поехала в неизвестный край пользоваться плодами великих революционных завоеваний.
Из бессознательного созерцания М. вывел оглушительный звук из оркестровой ямы. Режиссер боднул потустороннее и увидел: из подпола шумно выносили Сигизмунда, на его лакейской шее болталась веревка.
- Вот... это... так сказать... руки на себя, - говорил помреж.
- Что? Сигизмунд?! - М. скачками помчался на сцену. - Ты что, старый черт?! Сигизмунд, родной мой? - Тряс товарища за плечи. - Что сделал, дур-р-рак?
Дирижер открыл глаза:
- Чего, маэстро?.. Трясешь, как грушу. Ты знаешь, какие гробы из грушевых деревьев?.. А веревки у нас гнилые... Порвалась, гадюка. Никакой возможности повеситься по-человечески старому бедному еврею... На барабан упал!.. Бум!.. На барабан! Бум! - Истерично захохотал. - Бум!!! И не в рай! И не в ад! А в барабан! Бум! Бум! Бум!!!
- Врача! Скорее! - заорал М., и желающего добровольно уйти от ответственной жизни спешно унесли за кулисы.
Режиссер прошелся между декорациями, остановился перед бюстом, покачался на носках, вздернув напряженное лицо, потом повалился на пшеничный сноп, жесткий и пахнущий лакокраской. Лежал и смотрел на металлические перекрытия сцены.
- Что случилось? - появилась Зинаида. - Это правда, что Сигизмунд?..
- Правда, жена, правда.
- Так ему и надо, иуде!
- Зиночка!
- Прости... Ты его жалеешь? А кто тебя пожалеет? - Опустилась на колени.
- Ты меня пожалеешь.
- Я тебя всю жизнь жалею.
- Да?
- Забыл?.. Помнишь, ты лежал в огромной палате. Там было человек двадцать... Я пришла, а ты ешь какую-то чудовищную кашу, размазанную по миске. Это было все, что ты заслужил на пятый год Октября.
- Пятый?
- Пятый-пятый.
- А ты знаешь, - сказал М. после молчания, - я был счастлив... Кашу не помню... А тебя помню... Мы только-только познакомились.
- Ты сидел на тифозном матраце и скреб ложкой по миске, потом, облизываясь, блаженный такой, лег на подушку... - улыбнулась Зинаида. - Я знаешь как после ревела в коридоре... Поревела-поревела и пошла к наркому.
- К кому?
- Да-да, пришла к наркому и говорю: как вам не стыдно! Голодает ваш революционный режиссер, безгранично талантливый, как вы сами пишете в своих статьях...
- О! Вспомнил! - вскричал М. - Селедку вспомнил. Три фунта страшной ржавой селедки!.. - Помолчал. - А ты помнишь Величко? Комиссара?.. Он нам еще туркменскую дыню привез... Мы ее неделю лопали... - Запнулся, долгим взглядом посмотрел на родное лицо. - Да, странное желание у людей, охота такая у человека, Зиночка, иногда хотеть жрать.
- Дыню помню, - сказала она в задумчивости. - А вот Величко?..
- А ты знаешь, у меня здесь, - он ударил кулаком себя по груди, точно я три фунта этой селедки... сразу... Хочется блевать... и блевать. Блевать! Блевать!
- Прекрати, родной! Что с тобой? - забеспокоилась.
- Зиночка, ты хочешь, у нас будет два авто?
- Два? - удивилась. - А зачем?
- Я тоже думаю: зачем? - усмехнулся М., осмотрелся. - Зачем все это?.. Перед кем я кривляюсь точно мартышка?.. На моих плечах одежды эпох... - И закричал в пустоту: - Да, я шут! Шут!!! Но шуты никогда не продают свой колпак!
- Боже мой! Это я виновата! - воскликнула актриса. - Я нашла эту ужасную пьесу. Я хотела как лучше! - И зарыдала.
Он испугался:
- Не надо, Зиночка, не плачь. Прошу тебя.
- Прости меня, прости, - говорила она. - Я больше не буду. Почему все так получается?.. Я хочу тебя спасти от голода, а тебя травят селедкой! Тебе предлагают остаться там, а я тебя отговариваю... Сейчас я хочу тебя спасти, тебе же плохо-о-о!
- Зина!
- Прости-прости! - Пыталась целовать его руки.
- Ты что, глупенькая? - Он целовал ее глаза. - Когда человек рождается, все вокруг против него... Не плачь. Все будет хорошо. Мы же родились, чтобы быть счастливыми?.. Счастливыми-счастливыми... - И предложил: - Давай уедем на дачу?
- Нет-нет, у меня роли! - запротестовала. - И потом, там мыши...
- Тогда я уеду один. И напишу тебе удивительное письмо, - укачивал ее на руках. - Здравствуй, мой милый друг и товарищ!
- Здравствуй, товарищ!
- Так вот, любимая. Приехал я в Горенки тринадцатого, глянул на березки и ахнул... Смотрю, эти листья рассыпаны по воздуху, они застыли, как будто замерзли... Застывшие, они чего-то ждут. Как их подстерегли! Секунды их последней жизни я считал, как пульс умирающего. Застану ли я их в живых, когда снова буду в Горенках через день, через час? Когда я смотрел тринадцатого на сказочный мир золотой осени, на все эти чудеса, я мысленно лепетал: "Зина, Зиночка, смотри на эти чудеса и не покидай меня, тебя любящего, тебя - жену, сестру, маму, друга, возлюбленную, золотую, как эта природа, творящая чудеса!.. Зина, не покидай меня! Нет на свете ничего страшней одиночества!"
- Я тебя никогда... Никогда, ты слышишь? - И погладила по щеке. - Ты плачешь?.. Не надо. Ты же сильный. Ты же у меня... Боже мой, какой ты седой! Седой ворон... мудрый, старый ворон...