— Помочь? — на губах невольно возникает улыбка.
— Обойдусь, — чуть сильнее дергает маленькую пуговичку и та с треском отрывается, падая на пол, и закатываясь куда-то далеко под диван. — Прости, я пришью…
Воронцова этот её испуг, перемешанный с чувством вины, только сильнее подстёгивает.
— Прямо сейчас нитку с иголкой принести? — ему и смешно, и трогательно, и пах круто тянет.
— Дебил, — обиженно выворачивается из его объятий и садится на край дивана. Дыхание прерывистое, грудь в одном спортивном топе соблазнительно вздымается. Денис не может этого не заметить. Расстёгивает оставшиеся пуговицы и отбрасывает рубашку в сторону. Садится рядом, обнимая горячей ладонью за шею.
— С ремнём на джинсах сама справишься или тоже помочь? — он играет с ней. Так как, наверное, играл ни с одной девочкой. Она бы и рада ненавидеть его за подобные выходки, но не может. Чисто физически не ощущает ничего похожего на то чувство, которое, в первые дни знакомства, преследовало постоянно. Даже во сне. Тогда его придушить хотелось, а сейчас только целовать хочется.
— Ненавижу тебя, Воронцов, — привычная фраза, которая уже давно никак себя не оправдывает.
— Хорошо, Жень, — усмехается, слегка надавливая ладонью на шею. — Так даже лучше, — подаётся вперед и целует. Свободная рука подхватывает за поясницу, горячей ладонью обжигая каждый сантиметр кожи. — Главное, чтобы ты в меня не влюбилась…
— Ты там жива?
Её трогает за плечо немного жесткая ладонь, вызывая желание долбануть его чем-нибудь хорошенько. Ведь, этот тупой вопрос — именно то, что хочется услышать после первого раза. Даже после такого — то ли по дружбе, то ли по ещё каким-то нелепым причинам. Поэтому приходится посильнее закутаться в одеяло, в надежде, что Денис уберёт руку. Он и убирает. Только через пару секунд нависает над ней, даже через плотную ткань, передавая жар своего тела.
— Эй, отодвинься, — возмущённо ерзает, стараясь не смотреть ему в лицо. — Это моя половина кровати.
— Дивана, Васнецова, — насмешливо изгибает уголок губ и пытается поймать ускользающий взгляд. — Смешная ты, не побоялась, чтобы я был у тебя первым, а взгляд прячешь… Может, будем в открытую играть? Жень, посмотри на меня.
Если он думает, что ей слабо, то глубоко ошибается. Поднимает глаза на Воронцова, натягивая одеяло почти под подбородок. Чудесная женская логика, почему-то блокирующая доступ к телу, после того как всё уже случилось.
— Я нравлюсь тебе? Не юли, Васнецова, я же пойму, если ты врёшь.
Ну, не дурак ли? Она лежит в его постели, а он задает такие тупые вопросы. Правильно она его дебилом называет. Заслуженно. Если это очередная провокация, она не будет в ней участвовать. Уже и так дошутились до кровати… Куда уж дальше. Дальше — только ЗАГС. А что? Выйти замуж по приколу. Весело, наверное…
— Будешь молчать, я выкину это чёртово одеяло, за которым ты от меня прячешься.
Ей кажется или он и впрямь немного злится? Недовольно поджимает губы и выжидающе смотрит. Упрямство — их общая черта. И далеко не всегда это положительное качество.
— Я не в настроении играть в откровения, Денис, — не на ту напал. Неужели он серьёзно думает, что для полноты картины выведет её на чистую воду?
— А я в настроении. И давно сильнее тебя.
— Вытянешь признание силой? Попробуй. Всё равно не получится.
Улыбка на губах Воронцова очень похожа на снисходительную. Смотрит на неё, не отрываясь, и негромко произносит:
— Глупая. Не в силе сила, — плохой каламбур, наверное, получился.
— А в чём? — ей на самом деле интересно, что может быть действеннее силового давления.
— В нежности, — сгибает руки в локтях и подаётся к губам.
Желания на сопротивление, даже ни на секунду, не возникает. Пусть целует. Пусть как угодно проверяет её выдержку. Она спортсменка. Выдержит. Не сломается. И ничего, что губы так сладко ноют и болят. Это временное явление. Оно пройдёт. Обязательно.
— Женька… — выдох горячий и опьяняющий. Поцелуй просящий и немножко властный. Тормоза внутреннего контроля оказываются безнадёжно сорванными. Он комкает одеяло, скатывая его к животу, и губами спускается от уголка губ к шее. Дыхание становится каким-то скомканным и неравномерным, а когда губы ведут по косточке к ключичной впадинке, в голове замыкает какой-то очень важный контакт.
— Всё уже случилось, Денис. Давай не будем… Нам ещё работать вместе, — беспомощно пытается его отстранить, упираясь ладонями в крепкую грудь.
Широкая бровь удивлённо приподнимается. Он облизывает губы, пытаясь найти в глазах напротив хоть каплю иронии, но… Не находит. Ни малейшего намёка.
— Ты серьёзно думаешь, что спокойно сможешь продолжать работать со мной?
— Да.
— Васнецова, — выпрямляет руки в локтях, увеличивая расстояние, — ты сейчас кого пытаешься обмануть — меня или себя?
Под испытующим взглядом врать тяжело. Лучше — молчание. Оно же золото, верно?
Воронцов отступает. Прождав непродолжительное количество времени, откидывается на спину и гипнотизирует взглядом белый потолок. Резко встаёт, достаёт из шкафа синтетический плед и ложится обратно, закрываясь по пояс. Она видит только его широкую спину, которой он к ней повернулся, устроившись на правом боку. Нерешительно касается ладошкой левого плеча.
— Я думала, это девушек на разговоры тянет, — придвигается ближе, утыкаясь носом ему в затылок.
— Жень, это моя половина. Спи на своей, пожалуйста. Утром разбудишь, я за тобой закрою.
Живот болезненно стягивает, а каждое слово отдаётся нытьём в грудной клетке. Больно. Жёстко. Она почти была к этому готова. Почти.
— Хорошо. Разбужу. Закроешь, — в горле рождается что-то колючее и не проглатываемое. Приходится перевернуться на живот, ощущая лёгкую боль в теле, и, спрятав ладони под подушку, уткнуться в неё щекой.
Веки пульсируют жгучей болью. По неприкрытой спине мурашками пробегает холодок. Она лежит так очень и очень долго. Почему-то ужасно боится пошевелиться. Вдруг Денис тоже не спит. Сон, который так необходим, не идёт.
И всё равно она ни о чём не жалеет. Воронцов был собой: не строил из себя никого, кем не являлся на самом деле. Ничего не обещал. Просто когда-то однажды осмелился её поцеловать. И она, незаметно для самой себя, в него влюбилась. Очередная девочка, которая повелась на его пошловатые шуточки и флиртующие улыбки.
Банально-то как, Господи.
Пружины старенького дивана скрипят, когда Денис спускает босые ноги на пол. Внутри Васнецовой всё почему-то сжимается и очень хочется скукожиться до размеров эмбриона. Но всё, что ей остаётся — притворяться спящей. Она зажмуривается покрепче и старается сымитировать глубокое дыхание, пока он там копается, судя по всему, отыскивая в темноте джинсы.
Воронцов уходит на кухню, прикрывая за собой дверь. Тонкая неяркая полоска света окантовывает проём. Слышно, как он открывает створку окна и щёлкает зажигалкой.
Курит.
Женька знала, что он курит. Нечасто, но иногда. Он сам когда-то поделился, нервничая после расставания с Катей. Собственно, после этой уфимской девочки, постоянных подружек у Дениса не было. Да он и не хотел, наслаждаясь свободой и краткосрочными увлечениями. Кем была Васнецова в этой ситуации — вопрос риторический.
Они не встречались. Просто иногда целовались, много болтали о всякой ерунде за чашкой чая или кофе. Жили, как живётся, не привязывая себя друг к другу и не привязываясь. Ну, как… До поры до времени всё так и было. Пока в один из дней Женя не поняла, что влюбилась. Катастрофически и, кажется, бесповоротно. Появилась потребность в его ладонях, в его губах, в ощущение его рядом. Привычка? Возможно. И, судя по всему, не совсем здоровая, учитывая тот факт, что Воронцову ничего серьёзного не нужно было на данном этапе.