Целую неделю птицы собирали веточки и кусочки глины. Чтобы им не мешался сквозняк, что, заглядывая в подъезд, постоянно хлопал дверью, жилец из первой квартиры зажал её промеж двух больших камней, поэтому теперь, даже если ветру и вздумывалось проведать ласточек, он уже был не в состоянии запереть их внутри или оставить, по рассеянности, снаружи. Конечно, он делал всё это не со зла, но ночевать в душной темноте или мёрзнуть за пределами гнезда, прижавшись друг к другу, – то ещё наказание для певчих24.
От утренней до вечерней зари ласточки трудились над лукошком колыбели для своих будущих малышей. И вот, когда гнездо было совсем уже готово, – осталось только дать ему время просохнуть немного, чтобы глина крепко-накрепко прихватила веточки, да выложить изнутри чем-нибудь мягким, – случилось то, чего не мог ожидать никто. Птицы сами, собственными крыльями, разломали гнездо. Как видно, вспомнили они случившееся прошлой весной. Едва желтогубые, улыбающиеся навстречу каждому их появлению детишки только-только открыли глаза, жилец из первой квартиры подсадил своего кота, «посмотреть, кто там с утра до ночи галдит и гадит перед дверью». Благодаря соседству ласточек, мухи и осы уже не докучали ему, и терпеть гвалт птенцов дольше ему теперь было не с руки.
Прежний год ласточки осмелились пережить лишь от того, что, кроме них, некому было позаботиться об их единственном уцелевшем ребёнке. Нынче же они оказались не готовы к ещё одной, вполне вероятной, потере. Конечно, ласточки могли обустроить гнездо на каком-либо другом, новом месте, но успеют ли малыши порядком окрепнуть до отлёта в тёплые края. По всему выходило, что не поспеют никак.
Обнявшись, на ветке перед подъездом сидели ласточки. Муж и жена. Она подставляла ветру промокшие от слёз щёки, дабы обсушить их, а он, пригорюнившись, неловко гладил её по спине и вздыхал. Не вывести им ребятишек в белый свет, не порадоваться с ними вместе новому лету.
– Подожди меня здесь, – Попросил он её вдруг. – Я тут видел… кое-что… – И улетел.
– Милый!..– Встревожилась ласточка ему во след. – Береги себя!
Спустя некоторое время, жильцу из первой квартиры ни с того не с сего стали докучать осы. Ни двери открыть, ни окошка, ни даже посидеть на скамье у подъезда. Сколь ни пытался отыскать он их улей, так и не смог найти. Жильцу из первой квартиры было невдомёк, что ласточки, отдавая должное его коварству, в качестве прощального дара, перенесли картонные соты ос в своё разрушенное гнёздышко. Не оставаться же ему вовсе пустым…
Говорите, у птиц короткая память? Ну, что ж, не короче ваших крыльев, в том случае, коли они у вас есть.
Они были…
Они были славной парой. Два старичка, она и он. Она обожала его безмерно, он был влюблён навечно, и одно лишь чувство держало его «по эту сторону клумбы», как говаривали некогда праотцы. Считая её наилепшим25, что случилось в судьбе, благодарный Вселенной за дарованную встречу, он не мог предать любимую, оставив вовсе без никого, и потому, пересиливая всё возрастающую дряхлость, позволил ухаживать за собой, дабы не потерялся совсем смысл этой жизни.
Заботы об нём занимали всё её существо. Занятая ими, она не имела времени заметить, насколько худо бывало ей, и, отсрочивая собственное увядание, подменяла благополучие размеренностью. Чего стоили, к примеру, пробуждения в означенное раз и навсегда время, когда, для того чтобы помочь подняться с постели, ей приходилось подолгу разминать его измождённое тело, иначе утомлённое сердце отказывалось гонять кровь с былой силой.
– Эх, коли бы был свой домик в деревне, насколько лучше жилось бы нам. – Сокрушалась она, выглядывая по утрам в окошко.
Квартира с высоким потолком и просторной кухней в тихом центре на четвёртом, предпоследнем этаже дома, некогда казалась лучшим местом на земле. Так оно бывает в пору безмятежности вовремя осознанных в себе сил, но теперь, направляясь за покупками, приходилось заодно набираться терпения и запасаться изрядной долей упрямства, чтобы не только добрести с ношей до подъезда, но поднять её ко входной двери квартиры.
Кроме всего прочего, им обоим был необходим свежий воздух. Не подыши они хотя день, городским, запертым в тесноте улиц, ветром, слабость и окончательная потеря желания «досмотреть всё до самого конца» не заставили бы себя ждать. Посему, граждане и гражданки, прогуливающиеся после обеда мимо скамьи под сутулым каштаном, сыто и равнодушно умилялись картинкам из домашней жизни трогательной донельзя пары, что проходила у всех на виду.