Интересно, что в конце эта естественная для «рассказа открытия» развязка как будто снята другой, счастливой: «Впрочем, на другой день она уже была в «Ренессансе» и танцевала там. И ужином угощал ее молодой купец, приезжий из Казани». Это - как бы игра мастера формой, уже найденной и освоенной им, и вторая, «счастливая» развязка не разрушает композицию «рассказа открытия», а укрепляет ее: ведь открытия, которые совершают герои этих рассказов, в том и состоят, что жизнь прячет свою истинную, сложную и страшную сущность под обманчивой, часто веселой поверхностью.
14
«Рассказ открытий» появляется у Чехова как раз в те годы, когда он, подобно героям «Тапера», «Без места», «Переполоха», перестал быть студентом (университет Чехов окончил в 1884 году) и сам оказался в новых отношениях с жизнью. Но появление новой писательской позиции и нового типа рассказов подготавливалось еще раньше. Исследователи указывают, помимо окончания университета, еще на ряд причин, повлиявших на углубление Чехова «в область серьеза»: с 1883 года он становится постоянным корреспондентом журнала «Осколки» в Москве, пишет для него регулярное обозрение «Осколки московской жизни», а это ставит его, по выражению А. Б. Дермана, «в положение профессионального наблюдателя жизни»2. Летом 1884 года Чехов уже самостоятельно работает в больницах в Воскресенске и Звенигороде, где не только лечит больных, но и ездит на вскрытия, выступает экспертом на суде и т. д. и таким образом сталкивается с гораздо большим кругом явлений, чем обычный студент.
Да и весь громадный запас наблюдений, вынесенных из Таганрога, начинает
реализовываться по-новому, в соответствии с впервые по-настоящему осознанной Чеховым своей писательской программой.
Именно эта группа рассказов была первым сознательным выражением той темы, того подхода к жизни, которые станут определяющими в творчестве Чехова. Здесь поворотный пункт, где близко сходятся, чтобы разойтись, пути писателя с путями его предшественников и современников. Укажем на эти связи с бывшим, чтобы постараться понять новое, никем до Чехова не сказанное.
Несколько рассказов на подобную тему и по сходному композиционному принципу создал приблизительно в те же годы Мопассан, художник, после которого, го-
15
ворил Чехов, «нельзя писать по-старому». В таких рассказах французского писателя, как «Лунный свет», «Парижское приключение», «Прогулка», «Гарсон, кружку пива!», «Отшельник» (все написаны в 1882-1886 годах), герои - аббат, жена провинциального нотариуса, старый бухгалтер, завсегдатай пивной, парижанин-рантье - приходят к некоторым открытиям. Опровергаются их прежние представления, убеждения, жизнь открывается с новой, скрытой от них прежде стороны.
Вряд ли все эти рассказы были известны Чехову в середине 80-х годов, нам важно типологическое сходство. Эти рассказы обоих писателей объединяются сходным типом события, сходным конструктивным принципом - значит, можно говорить о единой жанровой разновидности. Но в разнообразной панораме прозы Мопассана рассказы такого типа лишь частное явление, возникавшее время от времени и не оставившее какого-либо заметного следа, например, в романах писателя. Линия же, начатая Чеховым в группе «рассказов открытия», как увидим, будет продолжаться, никогда не обрываясь, вплоть до самых последних его произведений.
«Рассказы открытия» означали и новое слово в разработке традиционных тем русской литературы. Открытие, сделанное тапером Петей Рублевым, очень напоминает, например, открытие, сделанное в свое время Егором Ивановичем Молотовым, героем повести Помяловского «Мещанское счастье», тоже бывшим студентом, который, нечаянно подслушав разговор господ Обросимовых, осознает, что он «сверчок, который должен знать свой шесток». Но разница очевидна. Чехов, в отличие от писателя-шестидесятника, не ограничивает себя героями одного социального круга - образованными разночинцами. То явление, которое изобразил Помяловский, - осознание
человеком «черной породы», разночинцем неуютности своего положения в мире сословного неравенства, опровержение его прежних наивных представлений, -
16
для Чехова лишь частный случай, отдельное доказательство более широкого, более универсального явления.
Открытия, к которым ведет героев этих рассказов Чехов, отличаются и от открытий, совершаемых, например, в рассказах Гаршина. Герой Гаршина, будь то чиновник Никитин («Происшествие») или художник Рябинин («Художники»), изначально, по своему душевному складу готов к тому, чтобы столкнуться с фактом общественной неправды, открыв его для себя, сойти от него с ума и кончить самоубийством, физическим или духовным3. Открытия у Гаршина происходят только с героями такого - «гаршинского» - склада, только они его по-настоящему интересуют.