И, радея о себе,
Про рабочих мнит: "Таковские!.."
Ваше имя, милый Б.?
А на самом деле, очень интересно было бы узнать: вы, г. таинственный Б., не тот ли именно Б – н, который, по словам газеты "Сибирь", отстоял недавно единственную в городе Нерчинске площадь, предназначенную было местной думой к застройке деревянными лавками? По этому поводу названная газета ехидно замечает:
"Что г. Б – н был, есть и будет по гроб жизни патриот своего отечества – Нерчинска, т. е.– это известно всем и каждому".
Тем с большим любопытством решимся мы повторить наш вопрос: это не один и тот же г. Б. в двух ипостасях?
Б... Б... Б..? Кто бы это?
Как бы то ни было, но н-ский винокур Б. в отношении мастерства наживы имеет очень опасного соперника в лице содержателя вольной аптеки в Семипалатинске. Сей находчивый аптекарь ухитрился продавать обывателям... как вы думаете что? – обыкновенную воду по 5 коп. за стакан. Не дурно? Не верите? Так прочтите, пожалуйста, в "Сибирской Газете" следующее сообщение семипалатинского корреспондента:
"По случаю сильных жаров в городском саду производится содержателем вольной аптеки торговля минеральными водами (самого худшего качества), а за недостатком их и простой холодной водой, по 5 коп. за стакан..."
О, времена, времена! Ну, как же тут не воскликнуть: Сибирь решительно прогрессирует! В старину думали, что нельзя строить жилищ на песке, а теперь и вода может служить опорной точкой... для будущего домостроительства:
Невольно скажешь.
Как ловки аптекаря-то,
Посудите, господа:
Пусть бы aqua distillala
А то просто ведь – вода!
Если уж пошло дело на курьезы, то вот вам в заключение и еще один, чисто сибирского свойства. Мы слышали, что в богоспасаемом граде Ушаковске (а если такого не окажется, то, вероятно, где-нибудь в другом) давали недавно торжественный обед по случаю возвращения в объятие сего града его начальника. При этом одним из обывателей была произнесена примерно следующая речь:
"Гг. общественники! гг. собутыльники! Известно ли вам, чем мы обязаны нашему достоуважаемому N.N.? Мы ему обязаны тем, что город наш по сию пору не разрушило землетрясение, что он стоит на месте и его не коснулся ни глад, ни мор, ни наводнение..."
Тут несколько голосов прервали оратора восклицанием: "Зато коснулись пожары!" Но он невозмутимо продолжал: "Без достоуважаемого и благодетельного N. N. у нас не было бы золота,– он открыл его; не было бы фабрик и промышленности,– он насадил их! Без него мы не имели просвещения и ходили подобно диким зверям, поедая друг друга. Он просветил нас; он ходатайствовал за наши нужды (хотя это и не увенчалось успехом),– и все это он совершил..."
"Единым своим красноречием!" – подхватили несколько голосов.
Вот что называется расчувствоваться: хвалить, так уж хвалить! Только не через край ли хвачено, "гг. общественники"? Говорят, что торжество заключилось тостом в честь какого-то артиста, сидящего в тюрьме за подлоги,– тостом, конечно, достойным пьяной компании. Как видно, на сибирском обеде недоставало только поэта. Но мы, из понятного чувства патриотизма, беремся сейчас же восполнить этот крупный пробел. Наполняю бокал облепиховой настойкой и умиленно провозглашаю:
О, ты, всешустрый, всемогущий,
Начальник, нянька и отец!
Не верь компании сей пьющей,
Как изолгавшейся вконец.
Уж сколько лет одно и то же
Она сорокою твердит
И речь ее (прости мне боже!)
Протухлым омулем разит.
Не верь ей, светоч просвещенья!
Едва лишь кончится твой срок,
Она тебя без сожаленья
Ругнет и вдоль и поперек.
Ты не последний и не первый,
Кого провел сей фимиам:
Сегодня он щекочет нервы,
А завтра очи выест нам...
Но тут, предполагается, меня шумно прерывают, а остальное потрудитесь уж вы сами, земляк-читатель, дополнить воображением.
Нечего и говорить, что все мы, поэты, уже по одной обязанности своей профессии привыкли то и дело обретаться в восторженном состоянии. На этот раз, однако, и вы, мой прозаический земляк-читатель, принуждены будете разделить со мной подобное же состояние, ибо на общей нашей родине я случайно открыл такую блаженную территорию (близ Лукоморья, в местах, где странствовал Ермак), что я решаюсь назвать ее не иначе, как... н_а_в_о_з_н_ы_м р_а_е_м. Мне пишут о ней из Сибири:
Там далеко, при слиянии
Двух больших сибирских рек,
Есть, мол, город... что в названии?..
Просто город... (имярек).
Так вот в таком-то таинственном городе, с подвластной ему, разумеется, широко раскинувшейся территорией,– вот где именно и обретается то сибирское чиновное благополучие, о котором помянуто выше. Выслушайте, сообразите, удостоверьтесь – и... возликуйте.
Там, на этой благословенной территории, вот уже четыре года подвизается некий губернский Юпитер, навезший с собою массу любимцев и раздавший им места. Места все эти теплые, исправницкие, хотя и в холодной Сибири. В корреспонденциях все чаще и чаще доносятся самые диковинные сообщения из этого эдема. Места сдаются, говорят, чуть не с аукциона. Затем, поместившийся на месте, чувствуя себя вполне гарантированным, начинает действовать вполне бесцеремонно.
Обыкновенно обкладывает каждую волость и писаря оброком р. в 200, и так накопляются тысячи. Все эти господа, несмотря на несущиеся жалобы из округов, пользуются, однако, постоянно милостями и наградами.
Таких патриархальных порядков давно уже не видела губерния близ Лукоморья. Говорят, что было время, когда здесь сидела гроза взяточников, и даже память об этом начальнике звучит еще на Лукоморье.
Ныне, наоборот, поощряется то, что прежде наказывалось. И кто только в этой трясине не пользуется милостями! Не говоря уже о ближайших советниках, поощрены и секретари, и столоначальники – все делятся благами. Мало того, недремлющее око помпадура отличает усердие даже и таких лиц, которые представляют из себя как бы посторонние приспособления к этой, очевидно, хорошо собранной машине. Таковы, например, трое городских голов, два врача и, наконец, архитектор. Значит, во всяком случае, все это люди достойные, ибо удостоились... Скажите же теперь по чистой совести: ну, не прав ли я? – не рай ли это навозный?
Неужели вы не ликуете, читатель? Если так, то знайте вперед, что вам никогда не познать сладости истинного восторга и нет у вас, стало быть, ни на волос поэтической жилки! Но, быть может, до вас стороной дошли темные слухи, что помянутый помпадур руководится на практике известной пословицей: "рука руку моет"; что один из помянутых городских голов, награжденный медалью, не прослужил и года в своей должности; что местные исправники торчат больше в городе, при самом помпадуре, чем на своих местах; что там, в этом благословенном городе, лечат младенцев морфием от лихорадки и принимают перелом ноги за ревматизм, что, наконец, там же, на этой благополучной территории, падают иногда потолки у непрочно будто бы построенных зданий... да и мало ли еще какие могли дойти до вас слухи. В таком случае не верьте им, пожалуйста: помните, что ученые постарались и на солнце отыскать пятна, а злые, завистливые языки всегда готовы из белого сделать черное, даже с траурными каемками. Что касается меня, то я, открыв сей навозный рай и будучи поклонником Шиллера, мог только восторженно и вместе с тем безнадежно воскликнуть: