На всех лицах выразилось крайнее изумление, смешанное с каким-то неопределенным испугом.
– К нам – назначен – из Петербурга – Павел – Николаевич – Арсеньев...– продолжал отрывисто правитель, резко отделяя каждое слово.
Чиновники слушали его с напряженным вниманием.
– Не могу сказать вам, что это за личность: никогда не имел чести слышать о его превосходительстве...
В слегка дрожавшем голосе Вилькина звучала чуть заметная ирония. Заметив, что некоторые из подчиненных смотрят на него все еще несколько испуганно, он поспешил прибавить:
– Во всяком случае, надеюсь, нам с вами нечего бояться этой перемены: сколько я знаю, кажется, у нас все совершенно исправно...
Чиновники заметно ободрились.
– Николай Иваныч! – осмелился отозваться один из столоначальников, почтительно вставая с места:– когда приедет новый губернатор?
Вилькин пожал плечами.
– Право, не могу вам сказать, вероятно, скоро.
На одну минуту в канцелярии водворилось недоумевающее молчание.
– Теперь, господа, я буду вас покорнейше просить,– сказал правитель, возвысив голос,– заняться делами как можно усерднее. Хотя я и уверен вполне, что у нас все в порядке, за что с особенным удовольствием считаю долгом благодарить вас теперь же,– все-таки заняться нам непременно надо. Многие из вас служили здесь при двух губернаторах – и сами видели, как они налегают на первых порах прежде всего на свою канцелярию. Придется заниматься и по вечерам, по крайней мере хоть до девяти часов. Я сам охотнее буду работать вместе с вами. Правда, скучновато оно немного, да ведь что же делать-то, если уж так приходится. Ведь вот вы видите, я и сам с большим бы удовольствием провел сегодняшний вечер где-нибудь в обществе, нежели здесь, а между тем вряд ли мне не придется просидеть тут до самого свету. Главное, надо постараться, господа, как-нибудь, чтобы по приезде губернатора не осталось у нас на руках ни одной не исполненной бумаги. Чем скорее это сделаем, тем лучше, разумеется, и для вас и для меня. Наша общая польза этого требует. Отдохнуть мы еще потом успеем, да, может, к тому времени успеем получить и кое-какие награды. Стало быть, и отдыхать-то будем, как говорится, на лаврах...
Вилькин рассмеялся ласково.
– Затем, вполне надеюсь, что ни в ком из вас не встречу недостатка в усердии...– заключил он, сделав головой один общий поклон, особенно милый какой-то, дружеский.
После этого Николай Иванович оставался еще несколько минут в канцелярии, шутил, любезничал со всеми и затем уже отправился в свою правительскую комнату, сказав мимоходом Матьвиевскому, впрочем, не оборачиваясь к нему:
– Пожалуйте-ка, Матвей Семсныч, за мной...
Матьвиевский пошел за ним следом. Вилькин сел в кресло, порылся у себя в портфеле, достал оттуда одну из полученных утром бумаг – подал ее столоначальнику и сказал с ласковой улыбочкой:
– Пожалуйста, просмотрите всю эту чепуху и ответьте им так, чтобы они в другой раз не обращались к нам за подобными справками...
Матьвиевский поклонился.
– Сегодня прикажете это написать?
– Н-нет, зачем... Завтра успеете.
Вилькин небрежно зевнул и посмотрел на часы.
– Сколько у вас? – спросил он рассеянно столоначальника.
Матьвиевский торопливо вынул свои часы.
– Десять минут десятого,– сказал он.
– Вот как! Значит, мои убежали вперед: у меня уж почти три четверти десятого. Потрудитесь, пожалуйста, милый (не разб.) Матьвиевский, сказать вашим товарищам, чтоб они без церемонии уходили домой, не задерживались бы мной: я здесь еще долго проработаю сегодня, если только не до утра даже... Да и вам самим уж пора отдохнуть, я вижу.
– Я останусь, если вам будет угодно?
– Н-нет, зачем же... Сделайте одолжение, уходите: я вас не задерживаю больше...
Столоначальник поклонился и хотел идти. Вилькин вдруг будто вспомнил что-то.
– Да! вот что еще, батюшка,– сказал он поспешно: – не в службу, а в дружбу – скажите там в канцелярии, чтоб столоначальники не уносили сегодня с собой ключей от шкафов с делами, и ваш ключ оставьте. Мне, может быть, понадобится какая-нибудь справка от дела, так уж я тут сам и распоряжусь, не беспокоя никого...
Вилькин слегка покраснел.
– Вы их сами запрете, как будете уходить, Николай Иванович? – заметил почтительно столоначальник:– сторожу нашему никак нельзя доверять...
– Что вы! Как можно! Я думаю вот что сделать: я, уходя, запру шкафы, спрячу ключи от них в мой стол, замкну его, а ключ от стола унесу с собой... Вы завтра приходите пораньше на службу и зайдите ко мне за ключом... Если я буду спать еще – разбудите меня без церемонии... понимаете? не забудете?
– Понимаю-с, не забуду.
– Мне кажется, так всего лучше будет сделать, как вы думаете?
– Я думаю, что это будет совершенно надежно-с.
– Не может же быть, наконец, чтоб сторож, какой бы он ни был, осмелился слазить в мой стол, когда он замкнут, не правда ли?
Вилькин нервически рассмеялся.
– Помилуйте-с!..– Матьвиевский улыбнулся.
– Ну-с, так вот так, стало быть... Очень вам благодарен, спокойной вам ночи!
Николай Иваныч радушно протянул ему обе руки. Столоначальник ушел от него сияющий.
Оставшись один, Вилькин стал с настороженном прислушиваться к тому, что делается в канцелярии. Там в первую минуту все было тихо, только перья поскрипывали уже не так бойко, как за несколько времени перед этим. Потом мало-помалу стали раздаваться торопливые шаги, послышалось несколько сдержанных голосов, кто-то смеялся чему-то, должно быть, какой-нибудь плоской остроте товарища. Затем шаги сделались тише, голоса удалялись, где-то поминутно отворялась дверь со скрипом. Наконец совсем все затихло, Вилькин услыхал явственно, как в соседней комнате сторож гасил и уносил свечи со столов.
Он крикнул ему:
– Степан!
Сторож прибежал с подсвечником в руках без свечи.
– Васкоблагородие, вы кликали?
– Я. Принеси мне стакан холодной воды!
– Слушаю, васкоблагородие...
Сторож сходил и принес воду. Вилькин выпил стакан залпом.
– Можешь, любезнейший, спать себе теперь. Я сам разбужу тебя, как буду уходить, чтоб запереть за мной дверь. Мне надо здесь еще заняться...– сказал он сторожу.
– Слушаю, васкоблагородие.
– Ступай!
Сторож медленно вышел. Вилькин глубоко задумался, смотря ему вслед. В этом раздумьи он просидел по крайней мере полчаса, то бледнея, то краснея; встал потом, прошел через всю опустевшую канцелярию до самой передней, прислушался здесь, спит ли сторож, и вернулся... прямо к шкафу Матьвиевского. Ключ от него торчал тут же, в дверцах. Шкаф был почти до потолка. Вилькин стол к нему подмостил да стул еще, долго что-то рылся в порядочной кучке пыльных дел на самой верхней полке, выбрал себе оттуда какое-то довольно новенькое тощее дело, спустился, привел все в прежний порядок, запер шкаф Матьвиевского, обошел все остальные и их потом запер, взял отобранное дело под мышку и унес в правительскую комнату. Здесь он прежде всего замкнул ключи от шкафов в свой стол – и сам заперся на ключ.
Вилькин не обманул своих подчиненных: он оставался, запершись, в правительской комнате до пяти часов утра. Что творило там "сердце губернии" в продолжении с лишком шести часов – этого пока мы понять не можем. Догадываемся, однако ж, что оно спрятало тайну этой ночи в самый темный уголок своего извилистого дна.
Сторож, светивший Вилькину на лестнице в то время, как тог уходил из канцелярии, заметил только, что у правителя из правого кармана брюк случайно высыпалось несколько очень мелких лоскутков исписанной старой бумаги да что в глазах у него было что-то нехорошее такое, а на лице – лица не было.
IV
Губернский город волнуется
На другой день после этих происшествий в девятом часу утра Матьвиевский, идя на службу, зашел предварительно в квартиру правителя канцелярии. Вилькин еще спал. Столоначальник разбудил его.