Всё объяснялось простой психологией. Бывшие школьники, что «по конкурсу» не прошли на дневной, просили принять их на «вечерний». Вот только, там было, не так хорошо, как они думали раньше.
Занятия начинались в девятнадцать часов и продолжались до двадцати двух ноль-ноль. Учебные дни — четыре раза в неделю. В субботу и воскресенье нужно корпеть над контрольными, а потом, курсовыми работами. Да ещё, деканат пристаёт, требует справку с работы по выбранной тобою специальности.
Получалось, что по-настоящему учатся только счастливцы, что оказались на «дневных» факультетах. То есть, утром «балдеют» с весёлыми сверстниками в аудиториях, а вечерами тусуются на ночных дискотеках и клубах.
В то же самое время, «вечерник» восемь часов усердно работает. Потом, он уставший, как чёрт, плетёться ещё в институт. Ну, а там, не то чтобы общаться с друзьями, сил не хватает слушать преподов. Того и гляди, заснёшь за столом.
Одним словом, после первой же сессии, число юных студентов на данном потоке убавилось вдвое. Зато все «кандидаты» были зачислены в учебные группы на свободное место.
Забегая вперёд, нужно сказать, что «вечернее» обучение окончила и успешно защитила дипломы лишь четвёртая часть, от числа поступивших. У «заочников» этот процент оказался значительно ниже.
Таким странным образом, Глеб стал полноправным студентом, и у «вечерника» началась интересная жизнь. С восьми до семнадцати работа в проектной конторе. Ускоренный марш-бросок до квартиры. Бутерброд в зубы и, жуя на ходу, бегом в институт. Две пары занятий и рысью обратно.
До дома он добирался только к двенадцати ночи. Глеб проглатывал что-то на ужин и, волоча тяжёлые ноги, отправлялся в кровать. На этом суточный цикл завершался. Через семь часов сна, всё начиналось по новому кругу и шло точно такой же, как и вчера. И так почти шесть долгих лет.
Единственным утешением, было одно обстоятельство. В те давние годы обучение «вечерника» ещё оставалось бесплатным.
Акварель
Во время учёбы в вечернем инженерно-строительном институте «КИСИ», я работал в секторе архитектуры конструкторского бюро. Наша контора проектировала разного рода объекты, расположенные в городах и посёлках Поволжья.
Само собой разумеется, что все местные власти хотели узнать, какими окажутся новые здания, которые, они заказали. Ведь в ближайшее время, они все появятся на их территории?
В семидесятые годы, ещё не было настольных компьютеров. К тому же, чиновники совсем не умели «читать» чертежи. Поэтому, нам приходилось, «рисовать» все фасады только вручную. Ну, а чтобы начальству было понятней, мы изображали постройку в перспективной проекции, в крупном масштабе и в цвете.
Для этого, брали деревянные рейки, сколачивали прочную раму нужных размеров, а сверху к ней прибивали лист ДВП или фанеры. Получался подрамник, или, как иногда говорили, планшет. Обычно, он имел габариты пятьдесят сантиметров на семьдесят пять.
— Почему конкретно такой? — спросите вы, а потому, что эту конструкцию поверху обтягивали плотной белой бумагой. По-английски она называлась — «Whatman paper» и выпускалась одного и того же размера. Его до сих пор все зовут А1.
На ватмане хорошо рисовалось карандашом или тушью. И что самое главное, при помощи ластика, то бишь, резинки, с него очень легко стирался графит. Причём, вся поверхность бумаги почти не махрилась.
Нужно добавить, что стойкость к внешним воздействиям являлась очень важным достоинством ватмана. Ведь прежде, чем архитектор вычертит всё, что он хочет, приходилось использовать ластик множество раз. Иногда к концу проектирования чертежи становились похожими на светло-серую ворсистую ткань. Плюс ко всему, они выглядели довольно помятыми.
Так вот, именно эти листы часто использовали для того, чтоб «натянуть» их на подрамник. Для этого их расстилали на ровном столе и обильно мочили водой с обеих сторон.
Сверху клали планшет таким хитрым образом, чтобы со всех сторон оставалась полоска бумаги, шириной в пять сантиметров. Боковины деревянной конструкции мазали клеем и прижимали к ней края мокрого ватмана. Бумагу прихватывали кнопками к рейкам.
После чего, ставили подрамник к стене на ребро. Вода постепенно стекала. Ватман хорошо высыхал и становился ровным и гладким, словно кожа на боевом барабане.
Если бумага оказывалась на солнцепёке или на сквозняке, то громко лопалась со звуком ружейного выстрела. Иногда она «ложилась» дольно неровно, или натягивалась удивительно сильно. Деревянную раму коробило, и планшет походил на пропеллер.