Сежест. В путь.
Поэт(уже без мантии и шапочки). Куда ты меня ведешь?
Сежест. К Богине.
Поэт. Какой богине?
Сежест. Одни зовут ее АФИНОЙ-ПАЛЛАДОЙ, другие — МИНЕРВОЙ. Такая дамочка шутить не любит.
Поэт. А если я откажусь?
Сежест. Это приказ. И я бы не советовал его ослушаться.
Поэт. А цветок?
Сежест. Подарите его Богине. Она ведь женщина, а женщина не может не любить цветов.
Поэт. Я не пойду.
Сежест. Вы бросили меня в зоне, где живые вовсе не живые, а мертвые не мертвые. (Речь залом наперед.) Вы хоть подумали, что со мной произойдет после ареста Эртебиза и Принцессы? Вы хоть на минуту задумались, насколько одинок я был, и что это за место? (Нормальная речь.) Подчиняйтесь.
Поэт. Подчиняюсь.
Они исчезают во входных воротах виллы.
Огромный пустой павильон. Через все пространство проходит дощатый настил, ведущий к дверям, приподнятым на три ступени.
Поэт и Сежест идут по настилу, входят в двери спускаются по ступеням. И вот тогда, за длинным столом, в некотором отдалении от ступеней, возникают следующим кадром Принцесса и Эртебиз. Они сидят, как судьи в фильме «Орфей».
Вместе с ними появляются стулья и кипы бумаг.
Поэт, спустившийся по лестнице, пятясь возвращается наверх, когда Принцесса и Эртебиз появляются в сопровождении хлопка, как будто самолет преодолел звуковой барьер.
Сежест остается на верхней ступеньке у дверей, а поэт медленно спускается. Он идет к столу. Узнав исполнителей ролей в своем фильме «Орфей», улыбается.
Поэт. Надо же!
Принцесса(холодно). Что «надо же»?
Поэт. Прошу простить меня. Я, должно быть, обманулся. Но сходство поразительное. Что вы здесь делаете?
Принцесса. Вопросы буду задавать я. Наш следственный комитет представляет трибунал, перед которым вы должны будете предстать и дать отчет в определенных действиях. Трибунал желает знать, признаете вы себя виновным или нет? (Эртебизу.) Зачтите нам два главных пункта обвинительного заключения.
Эртебиз(стоя, с бумагами в руке). Первое: вас обвиняют в невиновности, то есть в посягательстве на правосудие, будучи способным совершить все преступления и виновным в совершении оных, а не одного конкретного, подпадающего под нашу юрисдикцию и заслуживающего определенного наказания.
Второе: вас обвиняют в постоянном и несанкционированном нарушении границ мира, который не является вашим. Признаете ли вы себя виновным или нет?
Поэт. Признаю себя виновным по первому и второму пунктам. Признаюсь в том, что был скован опасностью совершить ошибки, которых я не допускал, признаюсь, что часто хотел перепрыгнуть через четвертую, тайную, стену, на которой человек пишет слова любви и сновидений.
Принцесса. Почему?
Поэт. Наверное, я слишком устал от мира, к которому привык и слишком не люблю привычки. Еще и потому, что есть во мне непослушание, которое бесстрашно противостоит всем правилам, дух творчества, который есть не что иное как высшая форма противостояния, присущая людям.
Принцесса. Если я не ошибаюсь, непослушание стало для вас отправлением культа?
Поэт. Как бы жили без него дети, герои, художники?
Эртебиз. Им бы только оставалось полагаться на свою звезду.
Принцесса. Мы здесь не для того чтобы играть в ораторские безделушки. Положите цветок на стол.
Поэт кладет цветок и тот исчезает.
Принцесса. Откуда у вас этот цветок?
Поэт. Его мне дал Сежест.
Эртебиз. Сежест? Если память мне не изменяет, это искаженное «Сегеста» — храм на Сицилии.
Поэт. Быть может, но это еще и молодой поэт из моего фильма «Орфей». А раньше он был одним из ангелов в поэме «Ангел Эртебиз».
Принцесса. Что вы подразумеваете под словом «фильм»?
Поэт. Фильм — это источник застывающей мысли. Фильм воскрешает мертвые дела. Фильм позволяет придать ирреальному форму реальности.
Принцесса. Что вы называете «ирреальным»?
Поэт. То, что выходит за наши убогие рамки.