Владимир Корнилов; Собрание сочинений в двух томах; Том второй: Проза.
Москва; Издательский дом "Хроникер"; 2004.
OCR и вычитка: Александр Белоусенко; апрель 2009.
-
Проза Владимира Корнилова так же значима, как и его стихи. Повести «Без рук, без ног», «Девочки и дамочки», «Псих ненормальный» — это обнаженная правда о войне и послевоенной действительности, о трудном созревании души человека.
В «Приложениях» помещены автобиографические заметки Корнилова и статьи о его жизни и творчестве.
Владимир Корнилов
ПРИЛОЖЕНИЯ
СОДЕРЖАНИЕ
Приложения
Биографическая справка
Владимир Корнилов. Портрет Предка
Контекст, или НЭП до полудня
Забываю зажмуриться
Анна Ахматова. Рекомендация
Татьяна Бек. «…который шёл не в ногу». Беседа с Владимиром Корниловым
Виктория Шохина. Апология фурштатского солдата
Алексей Симонов. Корниловский мятеж совести
Борис Евсеев. Закон сохранения веса. Смятенные заметки
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Владимир Николаевич Корнилов родился 29 июня 1928 года в Днепропетровске, в семье инженеров-строителей. Восьми лет лишился матери. В 1941 году, когда отец ушел на фронт, был эвакуирован в г. Новокузнецк Кемеровской области. В 1943 году переехал в Москву к мачехе.
В 1945 году поступил в Литературный институт им. Горького, из которого его три раза исключали как за «идейно-порочные» стихи, так и за прогулы. Окончил институт в июле 1950 года. В том же году был призван в армию, где служил солдатом, курсантом, техником-лейтенантом радиолокации.
Впервые напечатал стихи в 1953 году в «Литературной газете».
В 1954 году демобилизовался ценой больших усилий и мытарств. Один год проработал заведующим отделом поэзии в журнале «Октябрь», после чего никогда в штате не состоял. Свои стихи удавалось печатать редко, зарабатывал литературным трудом, преимущественно стихотворными переводами.
Первые два сборника — «Повестка из военкомата» и «Начало» были набраны в издательстве «Советский писатель» (соответственно в 1957-м и 1958 году), после чего рассыпаны цензурой.
В 1961 году опубликовал поэму «Шофер» в сборнике «Тарусские страницы». В 1962 было принято «Постановление бюро ЦК КПСС по РСФСР о наказании лиц, причастных к выпуску из печати сборника «Тарусские страницы». В записках и проектах, по которым готовилось постановление, наиболее идейно-порочными из материалов сборника называются повести Б. Окуджавы и В. Максимова, рассказы Ю. Казакова и поэма В. Корнилова.
Сборник «Пристань» вышел лишь в 1964 году. Он вызвал широкий отклик, хотя и был изрядно покорежен цензурой.
Начиная с 1966 года — после ареста А.Синявского и Ю. Даниэля — подписывал письма в защиту несправедливо обиженных властями писателей и правозащитников.
Следующий сборник «Возраст», тоже весьма изуродованный цензурой, вышел в 1967 году.
С тех пор Корнилова почти не печатали, а с 1974 года перестали публиковать и его стихотворные переводы.
Дело в том, что наряду со стихами во второй половине 60-х годов Корнилов стал писать прозу. До семидесятого он написал повести «Без рук, без ног», «Девочки и дамочки» и роман «Демобилизация». Повесть «Девочки и дамочки» была принята журналом «Новый мир», дошла до верстки, но в 1971 году набор был рассыпан.
Понимая, что в таких обстоятельствах ему на родине не публиковаться, Корнилов отдал свои произведения на Запад, где его проза выходила в журналах «Континент», «Грани», издательстве «Посев», переводилась на английский, немецкий и французский языки.
В 1975 году по рекомендации Генриха Бёлля был принят во французское отделение ПЕН-клуба.
В 1977 году за защиту академика А.Д. Сахарова, а также за публикацию своей прозы за рубежом был исключен из Союза писателей. После чего по тогдашним законам стал считаться тунеядцем. К нему стала ходить милиция, его уговаривали уехать на Запад (Все люди вашей судьбы уезжают). Но он уехать не хотел.
Стихи все эти годы писал в стол, напечатал лишь одну подборку в журнале «Континент» да стихотворение «Вечера на сахаровской кухне» в сборнике, изданном к шестидесятилетию А.Д. Сахарова (1981).
Выжить в эти годы помогала взаимоподдержка и взаимовыручка, в те годы очень сильная в интеллигентской среде. Друзья добывали для него переводы, внутренние рецензии, подписывали их своими именами.
Перестройку встретил восторженно. Как писал в предисловии к сборнику В. Корнилова «Польза впечатлений» Е. Евтушенко: «…с детской доверчивостью принял он на веру обещания эпохи», но и неготовность к свободе не только чужую, но и свою понимал. И, пожалуй, чуть ли не первый написал об этом.
В октябре 1986 года в октябрьском номере журнала «Знамя» появилась первая после долгого непечатания подборка. После чего Корнилова стали наперебой печатать толстые и тонкие журналы и газеты.
В 1987 году тяжело заболел (мерцательная аритмия, заболевание щитовидной железы и т.д.). Часто случались тяжелые сердечные приступы. Много раз лежал в реанимации.
В 1988 году в издательстве «Советский писатель» вышла первая — после более чем двадцатилетнего перерыва — книга стихов «Надежда».
В 1989—1995 годах вышли стихотворные сборники «Музыка для себя», «Польза впечатлений», «Избранное», «Самые мои стихи», напечатана на родине и проза, изданная на Западе («Девочки и дамочки», «Демобилизация», «Псих-ненормальный»).
В 1997 году вышла очень важная для Корнилова книга о русской лирике «Покуда над стихами плачут…», где собраны статьи о поэтах и поэзии, напечатанные в конце 80-х и в 90-е годы. В ней В. Корнилов попытался объяснить, «почему нелюбовь к стихам приводит к падению памяти не просто каждого из нас, но и нашей общей исторической памяти».
Следом, в 2000 году, выпустил книгу «Вольная поэзия России» — сборник, написанных более чем за полвека стихов о русских поэтах. Идею этого сборника подал ему Станислав Лесневский, он же и издал его в издательстве «Прогресс-Плеяда».
В том же году по предложению Русского ПЕН-центра составил книгу «Написано в тюрьме. XX век. Россия», сборник стихотворений, дневниковых записей, писем и т.д., написанных русскими писателями XX века в русских тюрьмах.
В последние годы выпустил два сборника стихов «Суета сует» (1999) и «Перемены» (2001).
В сентябре 2002 года обнаружилось, что у В. Корнилова последняя стадия рака. О болезни своей знал. Умирал в страшных мучениях. До последних дней писал стихи. Они составили сборник «Родня». Перед смертью читал «Анну Каренину» и Блока.
Умер 8 января 2002 года.
Владимир Корнилов
ПОРТРЕТ ПРЕДКА
На стене моей комнаты висит в массивной раме портрет офицера. Под фамильным гербом с латинскими литерами видна дата — 1737 — время правления Анны Иоанновны. Скорее всего, на портрете изображен вступивший в русскую службу иностранец, и писал его, думаю, тоже нерусский художник. Наша живопись набрала силу спустя несколько десятилетий.
Ко мне портрет перешел от отца, а вот как попал он к отцу, осталось загадкой. Лет эдак сорок назад отец повесил его в своей тесной однокомнатной квартире и спрашивал каждого гостя: «Не правда ли, этот офицер на меня похож?» (На мой взгляд, никакого сходства не было!) Чуть позже отец объяснял, что это его предок не по прямой линии, а затем уже для краткости называл картину «Портрет Предка» и, как мне казалось, сам слегка этому верил.
Меж тем кто наши предки, я, сколько ни расспрашивал отца, так толком и не выяснил. О моем деде, Василии Николаевиче Корнилове, екатеринославском губернском архитекторе, мне было известно только, что он сильно пил и пьяным погиб в Гражданскую войну. Мою бабушку Марию Федоровну спрашивать о нем было бессмысленно. Дед бросил ее еще до Первой мировой и жил невенчанно, во грехе, с какой-то еврейской красавицей. Поэтому, когда мой юный отец женился на моей 19-летней матери, тоже еврейке, бабушка Мария Федоровна долго сноху не признавала и, навещая отца, жившего в примаках, не здоровалась ни с ней, ни с ее родителями.
Впрочем, все это знаю лишь по чужим рассказам. К тому времени, когда я стал что-то понимать, отношения наладились.
Моя мать умерла, когда мне было восемь лет. Это случилось в Москве. Считалось, что мать по неосторожности рано закрыла печную вьюшку и отравилась угарным газом. Уже тогда меня удивило, как это она, хотя и молодая, но аккуратная и толковая, не проверила, догорела ли печь. Ведь с детства она никакого другого отопления не знала.
Лишь во время войны, переехав к мачехе в Москву, я случайно обнаружил ее фотографию с отцом, помеченную августом 1936 года (то есть за два месяца до материнской гибели), а также отцовское письмо, отправленное после материнских похорон. Из него я навсегда запомнил две фразы: «В семье признана, точнее, принята официальная причина смерти Лизы. Насколько в нее поверили, не знаю».
Мне тогда было пятнадцать, и эти находки перевернули мою жизнь. Вскоре мне призналась материнская подруга, что мать, узнав о связи отца с моей будущей мачехой, поехала в Москву, но, по-видимому, опоздала…
Однако версию самоубийства материнская подруга отвергала: