Все это в целом сообщает Вашему стихотворению, при очевидной его искренности, характер некоторой наивности, сентиментальности и упрощения.
Желаю всего доброго.
4 октября 1960 г.
Г. И. К-ну
Дорогой товарищ К-н!
Ваше обширное, взволнованное и «сугубо личное», как Вы пометили на конверте, письмо обязывает меня ответить Вам, хотя приложенные к письму стихи не дают мне оснований уже сейчас предполагать в Вас серьезные данные поэтического свойства. Стихи, каких великое множество пишется в Вашем возрасте и на какие отзываться подробно я не имею сил, и, по правде говоря, не считаю необходимым. Стихи подражательные, перепевающие то, что уже тысячи раз было сказано другими молодыми авторами. Ваши претензии к литконсультантам также дело обычное со стороны молодых авторов, наивно предполагающих, что консультант (или кто бы то ни было) может и должен обучить тому, чему можно научиться лишь самому, и то при наличии дара в результате длительного труда, ученья, жизненного опыта. А, судя по письму, у Вас этого еще так ничтожно мало, что, только желая Вам зла, я стал бы помогать «просочиться в печать» (Ваше выражение) Вашим стихам. И более всего мне кажется ошибочным Ваше откровенно презрительное отношение к учебе в техникуме связи. Поверьте мне, что даже в интересах. Ваших литературных мечтаний самое разумное, что Вы можете и должны сделать, так это хорошенько учиться в своем техникуме. Ибо здесь — Вы можете непоправимо упустить время, а в отношении стихов, если Вам дано в них проявиться, у Вас еще все впереди.
Вот вкратце то, что могу сказать Вам, оставляя без анализа то, в чем без труда разберется любой литературно грамотный человек, который ознакомится с Вашими стихами.
Вы просили меня быть «строгим и беспощадным», я старался быть, сколько возможно, мягким, но, как видите, письмо получилось достаточно жесткое. Ничего не поделаешь.
Желаю успехов.
18 октября 1960 г.
С. П. Ш-ру
Дорогой тов. Ш-р!
К сожалению, Ваши стихи «Павловский парк», на мой взгляд, не более как зарифмованная страничка из путеводителя, перечисляющая достопримечательности этого парка и настолько перенасыщенная названиями его различных уголков, именами античных богов, знаменитых зодчих и т. п., что понуждает Вас приложить к стихам целую страницу подстрочных примечаний.
Что касается качеств самого стиха, то он слишком архаичен, отзывается чем-то очень далеким от наших дней, от культуры современного стиха. Не хочу быть придирчивым, но и в технических деталях стиха такие допущения, как рифмовка слов «пора» и «бытия», хотя это уже отнюдь не архаика, но просто плохо.
Простите мне прямоту этой оценки, но я не считаю возможным лукавить в том, что касается серьезного дела, в данном случае поэзии.
Желаю Вам всего доброго.
10 ноября 1960 г.
С. И. А-ву
Дорогой С. И.!
Я не смог отобрать что-нибудь из присланных Вами стихотворений для «Нового мира». Все стихи, при их известной литературной грамотности, не поднимаются над так называемым средним уровнем.
Главной Вашей бедой, на мой взгляд, является очевидная недостаточность общей культуры, усвоения высоких образцов поэзии. Вы еще не пропустили, так сказать, через свою душу по-настоящему, для себя, как великую радость постижения прекрасного, поэзии ни Пушкина, ни Лермонтова, ни Некрасова, ни Тютчева и Баратынского, ни многих других. Это — что касается только поэзии стихотворной. И не проделав этой работы над собой, или, лучше сказать, с самим собой, выявиться в чем-нибудь подлинно значительном в поэзии невозможно.
Желаю Вам в этом деле всяческих успехов.
11 ноября 1960 г.
В. С. Ж-ву
Дорогой В. С.!
«Ветераны» — стихотворение симпатичное, но уж очень невеселое, до жалостливости, а это уж ни к чему. И, кроме того, ударная Ваша строчка-цитата «Потихоньку, шажком…», мне кажется, несостоятельна в данном ритмическом контексте, так как приходится произносить «потихоньку». И еще: «Не поседев, друзья мои уходят» — плохо, так как, во-первых, поседение среди ветеранов дело вовсе не редкое. И, во-вторых, читается, конечно, «Не посидев», что сообщает строке совсем не тот смысл.
Желаю всего доброго.
6 декабря 1960 г.
А. М. Абрамову
Уважаемый Анатолий Михайлович!
Простите, что отвечаю с такой задержкой во времени, — тому причиной было мое длительное отсутствие (был в санатории), затем переезд на новую квартиру, перепахавший все мое бумажное хозяйство, а также каждодневная суета быстротекущей жизни.
Я вполне разделяю Ваш взгляд на читательские суждения о литературе как на существенную часть того, что в целом мы называем «критикой». Правда, и здесь не все чисто и не все ясно; бывают письма, поразительные по глубине и верности оценки литературных явлений, бывают казеннообразные, стандартные «отклики», к каким приучают людей газеты, «организуя» от времени до времени подобный материал, бывают просто глупые и т. д., но в целом этот поток нельзя не принимать во внимание.
Писем я получаю со времени появления в печати «Теркина» очень много. Более того, «Теркин» вызвал еще и большую массу стихотворных посланий, подражаний, «продолжений» и т. п. Одно время я стал было подбирать этот «фольклор», но потом как-то запустил. «Дали» вызвали подобный же поток писем и стихов. Корреспонденция эта очень разная, хотя главная, решительно преобладающая количественно масса ее — похвалы и приветствия. Но есть всякое, вплоть до анонимок оскорбительного и хулиганского характера. Главный приток писем по «Далям» относится ко времени моего опубликования заключительных глав, поэтому они у меня в приличной сохранности и доступности.
Конечно, я не против того, чтобы открыть Вам доступ к этим письмам, и даже думаю, что они будут для Вас небезынтересны. Но есть один деликатный момент — это возможность использования Вами их в печати. Я не могу (…) публиковать их по своему или чьему-нибудь выбору. Это, мне кажется, более удобно делать после, если кому понадобится. Но об этом мы поговорим на словах. И, наконец, самое главное: не приезжайте ради этого специально, это может меня поставить в неловкое положение, а Вас ввести в протори времени и капитала. Будет оказия приехать — звоните, заходите, но не специально.
Дайте что-нибудь и для «Нового мира».
17 апреля 1961 г.
М. П. Т-ву
Дорогой М. П.!
Должен сказать Вам прямо: Ваша «Большая Москва» — вещь совершенно неудачная. Не говоря уже о фальшивом, сентиментально-безжизненном сюжете, достаточно обратиться к стиху, каким написана поэма, чтобы увидеть, что оценка моя неопровержима. Вам все время отказывает слух, и Вы допускаете такие немыслимые звукосочетания, что, как говорится, нарочно не придумаешь: «Бил ливень», «Зыбь зданий», «Стул толкнул», «Пил сын», «Постскриптум», «Муж сжал», «Ел с дымом», «Чушь прешь» и т. д. и т. п. без числа.
Отдельные, нет, не отдельные, а многие и многие строчки строфы звучат просто пародийна.