Встречу с предметом своей любви Тереска воображала себе уже десятки тысяч раз. До последней мелочи, включая и то, в каком наряде и с какой причёской перед ним предстанет. Он был старше на три года, и тогда, в лагере, относился к ней снисходительно, как к какой-нибудь мелюзге. Да и попадалась она ему на глаза не в наилучшем виде; взлохмаченные от морского ветра волосы, облупленный нос, ещё и купальник совсем ей не шёл. Но уж на этот раз перед ним предстанет настоящая леди: элегантная и неотразимая, опытная и холодная, словом, настоящая светская львица. На этот раз у него откроются глаза, и он оценит её по достоинству…
Да-да, теперь все будет по-другому, но для этого надо, чтобы он её увидел, а для этого надо ему прийти и застать её при полном параде.
Ничего не оставалось, как ждать. И Тереска ждала, сиднем сидела дома и ждала, несчастная и злющая, как Черт…
В этот погожий солнечный денёк, в последнее августовское воскресенье она осталась дома одна. Младший брат ещё не вернулся из лагеря, бабушка на три дня уехала, а родители гостили у тётки. Тереска наотрез отказалась присоединиться к ним. Оказавшись в одиночестве, она превратила свою комнату в подобие авгиевой конюшни и по привычке застыла каменным изваянием за столом, отрешённо вылупясь в окно.
Где-то в глубине души назревал бунт. Муки ожидания превзошли уже все мыслимые границы. Надо что-то делать, надо избавляться от наваждения, чем-то заняться, чем угодно, лишь бы не ждать! Вот только чем? Чтобы смертельно устать, почувствовать себя загнанной лошадью и больше ни о чем не думать?
Тереска сложила руки на столе, локтями раздвинув хлам и свалив при этом старый атлас и восемь новых карт. Подсознание отметило, как что-то упало, но сознанию было на это глубоко наплевать. Отсутствующим взглядом Тереска уставилась на большую обломанную ветку за окном, висящую на дереве, можно сказать, на честном слове. Ветка, как и вся природа, сонно цепенела в солнечном безветрии, а листья на ней уже начинали желтеть.
Какое-то время эта ветка ничего не говорила её, тоже оцепеневшему, мозгу, затем в нем мелькнул спасительный проблеск.
Рубить дерево! — внезапно осенило Тереску, и она возбуждённо сорвалась с места, опрокинув стул. Господи, ну конечно же, рубить дерево!!!
Довоенный, рассчитанный на одну семью особняк отапливался водяными радиаторами, а вода нагревалась от допотопной печки, которую топили больше дровами, чем коксом.
Дрова приходилось колоть всю зиму, что, кстати, Тереске совсем не было в тягость, скорее наоборот. Даже странно, как это она до сих пор не вспомнила о своём любимом занятии. Летом, конечно, дрова не нужны, но почему бы не сделать запас на зиму? В подвале наверняка ещё остались чурбаки с прошлого сезона, не говоря уже о сломанной ветке, которую даже полагается отпилить!
Первым делом нужно найти старые перчатки. Где они могут лежать? Одержимая спасительной идеей, Тереска засуетилась так, словно дом должен вот-вот взлететь на воздух. Сначала бросилась рыться в шкафу, вывалив содержимое верхней полки на пол. Потом таким же манером опорожнила выдвижной ящик. Потом на какое-то время застыла в глубоком раздумье, после чего жестом фокусника извлекла перчатки из кармана старого жакета, висевшего в шкафу на плечиках.
Затем она кинулась вниз, в подвал. Сбежав до середины лестницы, резко остановилась и метнулась наверх, в кухню, где вытащила из закутка громадный, изуверского вида топор. Наверняка, именно такими орудовали в своё время палачи. Уже с топором в руке она снова понеслась в подвал. Там приставила его к стенке, вытащила из сундука для инструментов ручную пилу и топор поменьше, и бегом выскочила из подвала.
Садовая лестница оказалась коротковатой. Тереска перебралась с неё на дерево, влезла повыше и устроилась на соседнем суку, оборвав при этом подшивку юбки. Подшивка была широкой и обвисла шлейфом почти до лодыжек, но Тереска даже не обратила внимания. Не помня себя от азарта, она нетерпеливо приступила к делу.
Со сломанной веткой удалось справиться быстро, правда, не без сопротивления с её стороны — на руках и лице остались царапины. Тереска отнесла свою жертву к щербатой берёзовой колоде, на которой обычно рубились дрова, снова помчалась в подвал и стала вытаскивать наверх буковые чурбаки, решив, что в такую погоду гораздо приятнее заниматься любимым делом на свежем воздухе. Потом спустилась ещё раз за топором и, наконец, прислонив первый чурбак к колоде, в исступлении на него набросилась.
Буковая древесина твёрдая, но раскалывается легко. Ровные, аккуратные полешки разлетались во все стороны. Лезвие изуверского топора зловеще, во все убыстряющемся темпе поблёскивало на солнце, и в таком же темпе убывал зимний запас.