Тогда я решил сделать себе что-то вроде горшка. Рядом валялись какие-то кирпичи, из кирпичей я сложил себе горшок, на котором можно было сидеть. Я очень удивился и порадовался тому, что горшки, оказывается, могут быть не только круглыми, но и квадратными. Когда я попытался было присесть на свой новый горшок, опять подошли они — теперь на них была красивая одинаковая одежда — и сказали, что я все делаю неправильно, что мест нет и мне надо уходить. Про места я ничего не понял и стал им объяснять, что плохо пахну, потому что забыл взять из дома горшок. Они сказали, что все это неважно, а важно, чтобы я ушел куда-нибудь подальше. Я спросил куда, и они показали куда мне надо идти. Я пошел туда, куда они мне показали и пришел в лес. Может быть это был и не лес, а роща — я не слишком хорошо понимаю разницу между лесом и рощей — но там было тепло и хорошо. Светило солнце, у меня сильно чесалась спина. Я прислонился к дереву и стал тереться спиной о дерево. Мне было очень хорошо. Это был самый счастливый день в моей жизни.
Недалеко протекала какая-то река или ручей — я не слишком хорошо в этом разбираюсь — и была лодочная пристань. То есть, я подумал, что это была пристань, потому что туда приставали лодки. Там было много людей, они кормили птиц булками. Я сидел ниже по течению и вылавливал кусочки булок, которые не съедали птицы. Этой еды мне вполне хватало, а если не хватало, то я проглатывал небольшие гладкие камешки, которые находил на берегу. Камешки были тяжелыми, и я чувствовал себя сытым.
Так продолжалось довольно долго. Не знаю сколько, может быть недели две или три. Однажды ко мне подошла Тетенька. Она долго на меня смотрела, а потом попросила, показать ей то, что у меня между ног. Я сказал, что это нехорошо и нельзя, а она не знала про нельзя и все просила меня показать то, что у меня между ног. Тогда я просто лег, повернулся к ней спиной, обхватил руками коленки и стал громко говорить, что нельзя, нельзя, нельзя. Тетенька еще постояла надо мной, а потом плюнула и ушла. Наверное это была любовь. Во всяком случае я теперь могу думать, что у меня в жизни была любовь. Больше я уже не мог оставаться на берегу реки, потому что это место было связано для меня с болезненными любовными переживаниями, и я ушел подальше в лес. В лесу не было людей, которые кормили птиц, и первое время мне приходилось туго, но потом я научился есть кору, мох и траву, и все как будто бы наладилось. Иногда я, правда, ел какую-то не ту траву и меня сильно тошнило, но зато после этого долго не хотелось есть, и я мог просто лежать и смотреть на небо.
В лесу я сделал себе из веток жилье (я даже знаю, что оно как-то называется, только не помню как), а из палок сложил себе горшок. Теперь мне не нужно было беспокоиться о том, чтобы найти мусорный ящик, но пахнуть лучше, я, кажется, не стал. Просто принюхался и привык. В лесу я иногда находил деньги. Не знаю, откуда в лесу деньги, но я их там находил и складывал в карман красной маминой кофты, потому что понимал, что скоро начнутся холода и придется кому-то заплатить, чтобы было тепло. Иногда я разговаривал с кофтой, как с мамой. Я конечно понимал, что мама умерла и что кофта — это не мама, но все равно разговаривал, как если бы кофта была мамой. Я вешал кофту на ветку, сам ложился под дерево и рассказывал кофте (маме) о том, какой замечательный горшок я сделал и сколько камешков проглотил за вчерашний день.
Потом у меня кончились тапки. Я не сразу заметил, что вышел из дома в тапках, а когда заметил, было уже поздно — я все равно уже не знал куда возвращаться. Носки кончились еще раньше, но про носки я не волновался, потому что еще оставались тапки. Я понял, что тапки кончились, когда мне стало больно ходить по шишкам. Несколько дней я сидел в своем жилье и никуда не ходил, а потом увидел, что недалеко лежит картонный ящик, из которого можно попытаться сделать тапки. Я попытался. С первого раза у меня ничего не получилось, потому что не было веревки, но потом я нашел веревку и сделал себе хорошие тапки. Их не нужно было снимать, а когда они кончались, я просто приматывал веревкой к ногам еще один слой картона. У меня очень ловко это получалось.
Постепенно я стал замечать, что ночи становятся холоднее. Тепло кончалось, и мне нужно было найти того, кому можно было бы заплатить, чтобы оно не кончалось. Два дня у меня ушло на то, чтобы правильно пересчитать деньги. У меня дрожали руки, я сбивался со счета и мне все время приходилось начинать считать заново. Наконец я посчитал. Получился рубль и двадцать копеек. В этот же день недалеко от своего жилья я встретил Дяденьку, у которого спросил, кому нужно платить за тепло и за свет. Дяденька сказал, что заплатить можно и ему и что тогда через неделю подключат тепло. Я отдал деньги Дяденьке и спросил, можно ли сделать так, чтобы часть этих денег пошла в уплату за жизнь вообще. Я объяснил ему, что уже долго не платил за жизнь. Дяденька сказал, что можно. Потом Дяденька ушел, а я вернулся в свое жилье, чтобы продолжить жить.