— Бог мой, чего только не плетет министр пропаганды…
— И зря вы это, Шандор! — (ему постоянно приходилось повторять "зря вы это") — И вообще, вчера со мной связался наш куратор, генерал Гофман, и он мне с совершенной точностью обещал, что уже со следующего месяца нам будут поставлять реактивные машины для наших целей. Эти, знаете… «Ме-262». Неисправные серийные и отработанные опытные экземпляры. Мы будем их доводить, и, значит…
— Проект «Швяльбе»? Я, кажется, слышал…
— Ну да, и бомбардировочный вариант тоже. "Штурмфогель".
— Да, это хорошо. На этом можно прорваться. Если они, конечно, будут в летной кондиции.
— Именно, мы сможем прорывать заслон ПВО. И превосходно! Вскоре нам доставят реактивные ускорители «Борзиг» — с ними можно будет разогнаться до умопомрачительной скорости.
— А я слышал, что эти «Швяльбе» очень тяжело отрываются от земли. А уж с «Борзигами»? Со взрывчаткой? Эти штуковины будут разбиваться прямо на взлете; попомните мое слово, Герман, — прямо на взлете…
И они действительно разбивались.
Первые три «мессершмитта» прибыли в конце августа. Это были опытные V2 и V4, программа испытаний по которым закончилась, и одна из первых серийных машин. Серийную «Ласточку» Люфтваффе не приняли, сославшись на серьезные дефекты в системе управления. Самолеты сопровождали несколько техников и заводской летчик-испытатель.
— Должны были прислать еще и V3, — сообщил он, — да эта хреновина разбилась. Хотя какая разница, все равно вы их использовать не сможете. Это, вашу мать, истребители, а не бомбы летающие.
Первые полеты все же прошли нормально. Без груза новые «мессеры» летали чертовски неплохо. Но это ничего не давало, потому что кому они здесь были нужны без груза?
Пробный вылет с полной выкладкой доверили Шандору. Тонна балласта и два пятисоткилограммовых ускорителя под крыльями.
Шандору было не по себе. «Ласточка» выглядела так, будто оторвать от земли ее можно только с помощью воздушного шара. Но деваться было некуда — спички тянули честно; только присланный с «мессерами» заводской пилот отказался. Он так и сказал: "В отличие от вас, я точно знаю, что она не взлетит". И спичку тянуть не стал, объяснив, что готов к риску, но не к самоубийству.
Понаблюдать собрались все: Хеншель, Бах и летчик-испытатель стояли вместе у начала взлетной полосы, а рядовые смертники толпой расположились немного поодаль. Новая машина вызывала у них энтузиазм. Смерти они не боялись, но не желали подыхать зазря.
Шандор забрался в кокпит, разогнал обслугу и незаметно перекрестился. Никаких религиозных чувств он, католик лишь по воспитанию, не испытывал; но взлетать хоть без какого-нибудь ритуала на счастье — просто не мог.
Самолет разгонялся еле-еле, и сто девяносто набрал у самого конца дорожки. В этот момент Шандор коротко коснулся тормозов. Машина подняла хвост, заработали рули высоты и «Ласточка» индюком оторвалась от полосы.
Оберст Хеншель следил за идущим над самой землей самолетом, приставя ко лбу ладонь:
— Глядите-ка, полетел! — с радостным изумлением сказал он.
— Невероятно, — буркнул заводской летчик, — этот ваш венгр, он что, левитировать умеет?
— Захочешь жить, — улыбнулся Эрнст, — взлетишь и на кирпиче.
Заводской пилот поморщился.
— Как я понял, вы взлетаете не затем, чтобы жить, — сказал он и пошел к штабному домику.
"Ме-262" был чертовски быстрым истребителем, а уж бомбер из него получился поистине «шнель-». И все же с тонной взрывчатки, с тяжелыми реактивными ускорителями под крыльями… это был настоящий летающий гроб — неповоротливый, незащищенный, обреченный. Он мог разогнаться до семисот десяти километров в час, — а с работающими ускорителями почти до восьмисот, — но едва был способен маневрировать, и очень неторопливо набирал высоту. Новейшие «Фокке-Вульфы-190» развивали семьсот двадцать. Истребители большевиков были лишь немногим медлительнее — но зато они всегда имели преимущество по высоте; а в воздушном бою высота и скорость — валюты конвертируемые между собой.
Шандор потом не мог вспомнить, как он приземлился; воспоминания начинались с того момента, когда он спрыгнул с крыла. Его била мелкая дрожь, одежда промокла насквозь, — хотя в кабине «Швяльбе» и не стояла такая адская жара, как в одномоторных винтовых машинах.
— Ну что? — спросил подошедший Хеншель.
— Это утюг, — сказал Шандор. — Долететь на нем можно. А летать нельзя.
— Долететь — это главное, капитан! Нам ничего больше и не требуется!
— Я себе не представляю, как на этом дерьме будут летать наши солдатики…