И перед ними открывалось всё больше секретов.
Лазариты сплетали в единую цепь всё больше намёков: и участие в Лазаре Марии Вифанской, иначе Марии Магдалины, и природу Христа, отличную от простой человеческой, и даже зловоние, исходящее от Лазаря, - некий знак причастности.
После краха тамплиеров их имущество перешло к госпитальерам. Королю Филиппу необходимы были живые деньги и сокровища, которые можно было легко превратить в золото. Земли и замки, содержание которых само поглощало немалые средства, были ему лишь обузой.
Рыцари Красного Креста, иначе - Родосские рыцари, запировали на трупах. На долю им выпала к тому же охрана границ, морских и сухопутных. Запросы их увеличивались, военная сила росла, противостояние ислама давало закалку, и ныне они на пороге того, чтобы самим стать сильнейшими пиратами и самыми крупными работорговцами Средиземья.
Рыцарям Зелёного Креста перепадали, на первый взгляд, лишь крошки от сытного пирога. Но не всякая пища служит во благо.
- Лучшая пища - знание, - говорил Реймонд, с которым Арсена соединяла связь впечатывания, иначе импринтинга, иными словами - кого ты первым увидишь в новой жизни, за тем и движешься неотступно.
- А одна из павших наземь крошек - я, - посмеивался Ной, который на самом деле стал куратором, то есть ответственным воспитателем Арсена.
Его история показалась Арсену куда более удивительной и достойной сочувствия, чем собственная. Да что говорить: на фоне того, что видел и слышал эти годы, наш медикус мог почитать себя счастливчиком.
Многие, слыша об орденах, представляют их себе состоящими из одних мужчин, кои блюдут обет безбрачия. Что до последнего, это верно лишь в общем: женатому сложно без устали совершенствоваться в боевых искусствах и применять эти умения, не думая, что за спиной у него обширное семейство. Оттого большинство рыцарей обещали обойтись без него. Но по поводу первого - люди отчего-то не задумываются, что болезнь отбирает жертв не по принципу пола. Так что внутри лазаритских твердынь подруги рыцарей и сержантов, жёны конверсов, то есть светских братьев, и учёные лекарки, обученные искусству врачевания, попадались куда чаще, чем вне их. Да и сёстры, давшие обет девственности... грех упрекать их в том, что иногда им хотелось почувствовать себя живыми.
Оттого никто так и не понял, откуда в караульной одного из "проклятых" замков появился хилый заморыш, которому бы самый отважный не дал и трёх месяцев от роду. Вряд ли изнутри - его бы давно заметили и подвергли лечению. Ещё более невероятно, что снаружи: страх перед проклятием Божиим пересилил бы любую материнскую заботу. Куда было бы легче придушить и поклясться, что так и было.
Мальчик был весь обожжён и покрыт пузырями, редкий пушок на голове казался седым, веки так опухли, что не могли открыться, и в довершение всего сил у него не хватало на полноценный рёв - так, слабое мяуканье. Оттого он пролежал незамеченным довольно-таки много времени, ибо стражники следили за чем угодно, но не за тем, что находилось у них под самым носом.
Сообщили ни много ни мало - самому провизору. Это правая рука всеорденского магистра и самый главный в том, что касается болезни, сплотившей всех братьев и сестёр в монолит.
- Малыш не болен - во всяком случае, болен не проказой. Полуденное солнце обожгло его, но почему - я боюсь даже представить, - сделал вывод старший из медиков, простерши руку над ящиком, куда спешно поместили ребёнка. - Но поскольку грех оставить беспомощное дитя без лечения и ухода...
Тут упомянутое дитя вздрогнуло, затрепетало, извернулось - и вцепилось провизору в мизинец, да так крепко, что оттуда брызнула кровь. И зачмокало, будто припало к материнской груди.
К чести провизора надо сказать, что тот, хоть и отпрянул с риском потерять палец, но рассудил здраво.
- Мальчик явно голоден, и так продолжается явно больше того срока, который мы ему дали. Зубы, по крайней мере, как у шестимесячного. Возможно, его и бросили оттого, что он норовил откусить соски всем своим кормилицам.
- Такое бывает чаще, чем принято думать. Отчего же было не выкормить дитятю из рожка? - возразили ему. - Эта кроха - нежеланный гость на земле.
Тем временем предмет их спора облизывал губки бледно-розовым язычком. Глаза его чуть приоткрылись, и стало видно, что они прямо сияют бледным золотом.
- А ведь непохоже, что перед нами альбинос, - проговорил кто-то из свиты провизора. - У тех глаза розовато-серые.
- Принесите молока, - скомандовал тот. - И лучше от козы или кобылы, которая ожеребилась, чем от кормящей матери. Не дай Бог, чтобы дурачок от меня заразился.
Тем временем компания перенеслась из жаркой караульни в более тенистое и прохладное помещение.
Молоко было доставлено, разбавлено водой и влито в серебряный рожок. Однако мальчик выплюнул конец рожка, забрызгавшись с ног до головы и замарав сердобольного сержанта, кто ради удобства взял его на колени.
- По крайней мере кишочки у него с натуги заработали, - заметил кто-то. - А вот питьё явно не пришлось по вкусу.
Отчего-то побитый жизнью народ, которого не хватало и на свои собственные беды, задался целью непременно выходить найдёныша. Вспомнив, что бывают случаи, когда желудок человека не варит никакого молока, помимо материнского и даже от родной матери, стали пробовать всякое, но насилу впихнули несколько капель. Занести в желудок младенца заразу уже никто не боялся: лепра убивает в течение долгих лет, а голод - в считанные дни.
Однако ничего не помогало по-настоящему. Тогда одна из сестёр-лекарок, которая много повидала в бытность повитухой, сказала:
- В стране, откуда пришли на наши земли войска тартаров, грудному младенцу, оставшемуся без матери, дают кусок мягкого ягнячьего сала, завёрнутый в тряпицу. Не думаю, что это может спасти кого-то не из их варварского племени, но даёт небольшую отсрочку.
- Кто эти тартары? - негромко спросил подросток, который попал в беду месяц назад и не успел пообтереться.
- Иерусалимские рыцари собирались натравить их на сарацин, но мамелюки в Алжире сломали им хребет, - объяснили ему.
- Про Египет я немного слыхал, там были Хулагу, Кутуз и Бейбарс. Всё равно сало - чистая отрава, - возразил отрок. - У меня мать сама была бабкой.
Все слегка улыбнулись такому обозначению родства и опечалились слову "была" - родных заставляли отречься от тех, кто заболел, и они с завидной лёгкостью соглашались.
- Погодите, - возразила акушерка, - мы ведь видели, как ребёнок попробовал свежей крови, и ведь ему не стало дурно - напротив.
- И что теперь - подставляться под укус? - горько рассмеялись окружающие.
- Нет. Дайте ему пососать кусочек сырого мяса. Но только парного.
Это было сделано - и принесло ощутимую пользу. За короткое время приёмыш легко избавился от ожогов, хотя по-прежнему был бледен, как мучной червь, и начал прибавлять в весе, Глаза прояснились, бледная шевелюра подросла и закрывала уши, чуть заострённые, зубы окрепли и слегка покривились от роста. На ногах он удерживался с трудом, но ползал бойко и явно не торопился на тот свет.
Вот только продолжаться так всю жизнь не могло. Не выдержало и полугода.