- Именно. Потому что у него, в отличие от многих величественных земных строений, было сердце.
- Я понимаю. Только я до сих пор его не видел.
- Тогда пойдём, - произнёс бенедиктинец. - Когда ученик вопрошает, не позже и не раньше, надлежит дать ответ. Эх, то ли ты у меня был последний, то ли прочие кромешники разбежались от скуки...
Он грузно поднялся с места и зашагал к выходу из церкви, но до него не добрался, отворив низкую боковую дверцу.
- Сердце - оно и должно быть сердцем, чтобы досягнуть слухом, как оно бьётся, было легко, а достать клинком - трудно, - пробурчал он.
Под их ногами узорные ступеньки из кованого железа спускались вниз спиралью,
закрученной против часовой стрелки.
- Это если вместо нас полезут нехорошие люди, те, кто поховался внизу, смогут легче дать отпор, - чуть бессвязно объяснил отец Томас. - Вот ты меч в какой руке держишь?
- Ланцет в правой, а так - не знаю, - в растерянности ответил Арсен.
- Учись владеть боевой сталью, олух царя небесного, - проворчал священник. - Наша дама без страха и упрёка, La dame sans peur et sans reproche, любит, когда у рыцаря десница сильная и шуйца от неё немногим отстаёт. А что с оружием в святое место не положено - чушь. Плохим парням, значит, положено, а у хороших чего - под носом не кругло?
Тем временем они спустились и оказались на полу, вымощенном светлыми и тёмными плитами, уложенными попеременно, так что Арсен на миг почувствовал себя фигуркой древней игры.
Но нет: то было зримое подобие тропического леса, где сквозь переплетение цветущих лиан, которые подобны были пестроцветным змеям, и плодов, тяжких от спелости, еле виделись лица зверей и птиц. Лики Матери и её питомца еле виднелись среди этого буйства, но будучи увиденными - приковывали взор и уже не отпускали.
- Сад радостей земных, - наконец, выдохнул Арсен.
- И, будь уверен, не по Иеронимусу Босху. Знавал такого курьёзного живописца? Настоящий сад истинных блаженств.
- Но Она и Сын - не совсем те, каких описывал Ной.
- Конечно.
- Разве их две? - Вопрос на засыпку, как выразился бы мельник. Тёмных мадонн вообще множество: из морёного дуба, чёрного дерева, гагата и обсидиана. Иногда всё режут из светлого и более податливого материала, но лицо и руки непременно делают из драгоценной тьмы - и красота сия непременно хрупка. Странно было бы нам в период всеобщих гонений дать кров лишь одной Тёмной Леди. Они поднялись по той же лестнице, которая привела их сюда. Такое сокровище вряд ли стоит хранить в норе с одним выходом, прикинул Арсен, если Добрые люди поступали так, не удалось бы им спасти сияющую тайну. Не эту ли? Нет, решил он, такое было бы слишком просто. Да и новичку бы не открыли при первом намёке.
Хотя, с другой стороны, сейчас оба они двигаются по дороге, которую один Арсен не сможет одолеть в одиночку, даже полагаясь на запахи и шумы, которые буквально впитались в эти стены. В чём-то эти сплетения коридоров, тупиков и келий не уступают узорам на полу собора, как я уже говорил себе, вскользь подумал Арсен. только что витражное небо в них не запечатлелось.
И когда они, несколько число раз повернув и отворив низкую дверцу, оказались в часовне самого скромного вида, юноша был не столько удивлён, сколько разочарован.
Слишком здесь было пусто - стояли вразброс несколько скамей и кресел, - но эта пустыня была густо насыщена скорбными ароматами.
И ещё возвышалась небольшая статуя там, где в церкви полагалось быть алтарю.
Да, эта Мать была не просто тёмной - чёрной, словно податливый камень был выглажен тысячами благоговейных и молящих взглядов и отполирован мириадами прикосновений. Возможно, поэтому изваяние нарядили в подобие короба из узорной позолоченной древесины, похожей на парчовую ризу; только кисти с длинными пальцами остались поверх и обвились вокруг талии ребёнка, словно преподнося его миру. И снова чёрное на фона пышности - его лицо с совершенно взрослыми чертами. Его? Сына? Нет, скорее дочери. Или снова нет: существа, в котором гармонично слились черты обоих полов. Алхимического гермафродита, андрогина древних легенд, первочеловека.
- Вот она, вникай, - сказал священник. - Наш добрый король в почитании её доходит до священной ярости. Считает, что она прародительница всего французского королевского дома, всех династий, которые праведно или неправедно сменяют друг друга на престоле. А по какой причине и каким образом это происходит, то пока не для твоего слуха. В уплату за такое служение Благая Мать даёт нашему Людовику силу налагать руки на болящих и прочих смертных тоже - будто он в самом деле когда-то покоился на её коленях.
- Король Людовик? - рассеянно проговорил юноша. - Луи Паук.
- Ну да, его прозвали Пауком, но что в этом по сути плохого? Паук прядёт пряжу, ткёт кружево и одевает весь мир. Дева Мария, мать Христова, была пряхой и ткачихой - ей это ставили в упрёк, работа-де для нищенок. А вот и нет. Наш король собирает Францию, ткёт империю, спасая страну от безупречных рыцарственных убийц, и упрочивает искусства с ремёслами. Поэтому ему простительно быть коварным. Можно без стыда быть скромным - его тёмные одеяния, делают его подобным богатому торговцу, который не расточает по пустой прихоти. Шерсть, привезенная его величеству из Тибета его приятелем-купцом, драгоценнее шелков и бархатов его высокородных слуг.
- А ещё паук как-то выручил пророка бедуинов, затянув своей пряжей зев пещеры, - отозвался Арсен, - и вдохнул мужество в Брюса Шотландского. Говорят, шотландские гвардейцы нашего короля - едва ли не лучшие в мире бойцы.
- Нас его благоразумное величество тоже выручает: заставляет постригаться в монахи-госпитальеры тех, кто ему неугоден. Простые иоанниты далеко, Родос защищают от местных жителей, а мы, сыны Лазаря, тут, близёхонько. С иным противником сражаемся.
- Да, - ответил Арсен, - но сами-то вы давно не испускаете лепрозных флюидов. Если вы и больны, то незнакомым мне образом.
- Верно. Проказа в нас застывает, перестаёт пожирать человека. Причинённые ею уродства остаются при нас, но даже они могут со временем сгладиться. Это благодаря тому, что мы хранители Матери-Целительницы.
- Вот ты как борешься с человеческими хворями? - перебил отец Томас сам себя: плавная интонация сменилась резкой, почти злой.
- Когда идёт поветрие - высасываю, пока сил хватит, - послушно ответил Арсен. - Когда болен или близок к смерти кто-то один - касаюсь рукой, лучше запястьем, где под тонкой кожей набухают жилки, или в поцелуе даю выпить каплю своей крови. Вы же все знаете. Но сам я - не причина ни болезни, ни исцеления.
- Почему ты так сказал сейчас? И отчего так думаешь?
Юноша растерянно улыбнулся:
- Не понимаю. Нашло что-то и одолело.
- Я же говорил - дары в тебе. Мощные. И не даются извне, а открываются, точно твой личный клад. Так вот, прав ты. Все так называемые Чёрные Мадонны защищают от болезней, потому что Суровая Благородная Мать - сама убийца уже тем, что может не защитить праведного и отказаться карать грешника, который закоснел в душегубстве: это полностью в её воле, коя нам неведома. Её кровь в сто, в тысячу раз сильней, чем первые крови девственницы, и Мадонна постоянно источает её из себя. Вечное менархе, понимаешь? Созвучно с 'монарх'. Монархиня крови. И природа тоже убийца и целительница в одном лице: страдает и болеет по вине человека и ему же посылает как болезнь, так и лекарство.