— Даже тогда?.. Ради Бога, мама, когда-то нужно же успокоиться! — в комическом отчаянии воскликнул Святослав. — Да еще в присутствии Евдоксии! Мне кажется, ее уши для того только и созданы, чтобы слушать невероятные вещи! В самом деле, что-нибудь разумное она читает только вместе со мной… ничего толком не доводит до конца, голова ее полна всяким вздором, она просто живет — и позволяет почитать и любить себя… крестьянам… ну и мне тоже.
— А как же иначе? Что же еще ей делать? Ведь это единственное, что она хорошо умеет. Советую тебе: пользуйся этим! — заметил Виталий, и все засмеялись.
Евдоксия, не обращая внимания на смех, лакомилась мармеладом и другими сластями. Вдруг ей пришло в голову, что надо угостить и Дитю, который лежал в своем гамаке на свежем воздухе у входа в дом.
Держа в одной руке тарелочку, другой она потянула меня с собой.
— Представь себе: пока мы сюда ехали, я все время думала о тебе! — на ходу сказала она, и мне вдруг показалось почти немыслимым, что мы так долго не могли познакомиться и перейти на «ты». — Должна сразу признаться: в детстве я очень ревновала к тебе! Каждую зиму, когда вы были вместе! Я устраивала Виталию сцены, когда в конце зимы он появлялся здесь! Я хоть и была маленькой, но всегда считала себя ровесницей Виталия: мы просто складывали наши годы вместе! Ради меня он опять становился маленьким мальчиком., играл со мной… а я — о, с какими горестными усилиями я взрослела и вела себя разумнее, когда он объяснял, что это необходимое условие с моей стороны…
Мы уже вышли из дома, но Евдоксия снова остановилась, все еще держа тарелочку перед собой.
— Все, что я знаю, я знаю от Виталия. Остальное, видишь ли, скорее, догадки… Когда я была совсем маленькой, он обучал меня верховой езде. Летом мы выбирали в табуне жеребят, растили их, они должны были составить нашу собственную маленькую тройку… О тройке, например, Виталий говорил мне не для того только существует русская тройка, чтобы быстрее всех прибывать к месту; пристяжным трудно мчаться галопом. Но благодаря этой трудности — лошади как бы тянут в стороны — скорость обретает красоту. В ней возникает ритм, который передается колокольчикам, чисто разливается их звонкая трель. Как бы ни мчалась тройка, не обогнать других хочет она во что бы то ни стало, а порадовать сердце тем, кто в ней едет… — Наконец Евдоксия с мармеладом в руках подошла к гамаку, рядом с которым примостился и Петруша.
Когда я вернулась в коричневую, цвета дубленой кожи комнату, бабушка о чем-то спорила с зятем.
— В конце концов, надо идти в ногу с эпохой, не гонясь, естественно, за ее чересчур поспешными прыжками, — говорил Святослав. — Сколько можно говорить о нас, что мы — Азия? Я думаю, в известной мере это право надо признать и за женщиной.
— То, что ты называешь «эпохой», — это жалкое, уродливое понятие, для женщины, выросшей в более или менее приличных условиях, его просто не должно существовать, — сухо возразила бабушка. — Женщина — существо вечное, а не преходящее; это должно проявляться во всем. Поэтому пусть проводят свое время в любую эпоху так, как я, старая, по старинному обычаю проводила в моем столетии, — в страхе Божием и бабьем смирении.
Ее зять подавил вежливую улыбку. Он не стал ей перечить, считая это бесполезным. Но искренний тон, каким она произносила подобные утверждения о своем собственном смирении, он с удовольствием и пониманием воспринимает как ее самую удачную шутку.
Бабушка все же заметила его скрытую улыбку или, скорей, догадалась о ней.
— Тебе не кажется, что это неплохо согласуется с твоими взглядами? — иронично заметила бабушка. — Я ведь тоже считаю: женщина остается женственной не потому, что подчинена мужчине. И все же она нуждается в повелителе!.. Вот только есть повелители, которые стоят выше вас, мои дорогие.
— Тогда какой смысл в замужестве, скажите мне, ради Бога? — возмущенно прервала ее Ксения. — Зачем я вышла за тебя, Виталий? Скажи-ка нам, бабушка, кто мой высший повелитель?
И она присела на подлокотник кресла, чтобы поцеловать Виталия, что ей не совсем удалось, так как она не переставала смеяться. Виталий рассеянно возвратил ей поцелуй.
Бабушка хотя и делала вид, что целиком поглощена своей сигаретой, но все же молча смотрела на сына с невесткой, пуская перед собой клубы дыма.
Вбежала Евдоксия и стала торопливо открывать чемодан, в котором, как ей казалось, лежит игрушка, привезенная для мальчиков, да к тому же такая, которой можно играть, лежа в постели, — маленький ярко раскрашенный деревянный кремль. Она разбросала вокруг себя половину содержимого чемодана, устроив немыслимый беспорядок. Святослав поднялся со своего места и стал помогать ей — хотя бы тем, что о каждом выкинутом из чемодана предмете он с несокрушимым спокойствием говорил: опять не то.