Прожитое и пережитое. Родинка

После этого Ницше вернулся в Базель, Пауль Ре отправился с нами в Цюрих, откуда он уехал в свое родовое имение Штиббе у Тютца, что в Западной Пруссии, а мы с мамой на некоторое время задержались в Цюрихе у друзей, в прелестном загородном поместье которых я жила до своей поездки на юг. Оттуда через Гамбург мы отправились в Берлин, уже в сопровождении моего младшего брата Евгения, присланного старшим, игравшим в семье роль отца, на помощь маме. Между нами разгорелись последние споры, но в мою пользу сыграло доверие, с которым нее относились к Паулю Ре и которым постепенно прониклась и моя мать, и дело кончилось тем, что мой брат проводил меня в имение Ре, при этом Пауль Ре выехал нам навстречу в Шнайдемюле, в Западной Пруссии, мы встретились, и там похититель и хранитель обменялись первым рукопожатием.

В Штиббе я, как и планировалось, пробыла до середины лета, то есть несколько месяцев, чтобы затем, с началом Байрейтского фестиваля[34], встретиться у Вагнеров с Мальвидой. Так я познакомилась с Рихардом Вагнером в последний год его жизни, и по билету Пауля Ре могла посещать представления «Парсифаля»; на вечерах в Ванфриде, которые всегда устраивались в промежутках между двумя представлениями «Парсифаля», я успела узнать многое из жизни семьи Ватером, несмотря на огромный наплыв гостей из разных стран. В центре общества всегда был Рихард Вагнер, из-за маленького роста его постоянно заслоняли другие, он, точно взлетающий вверх фонтан, появлялся только на короткие мгновения, и вокруг него неизменно царило оживление и веселье; напротив, его жена Козима возвышалась над всеми, кто ее окружал, а ее непомерно длинный шлейф проплывал мимо гостей, как бы изолируя их от нее, создавая дистанцию. Чтобы сделать приятное Мальвиде, эта необыкновенно привлекательная и благородная женщина однажды навестила меня, и между нами состоялся долгий, обстоятельный разговор. Молодой воспитатель тринадцатилетнего сына Вагнера Зигфрида, Генрих фон Штайн[35], с которым я познакомилась в Байрейте, стал следующей зимой одним из самых первых и самых верных членов берлинского кружка, созданного Паулем Ре и мной. Из близких Вагнеру людей я теснее всего сдружилась с русским художником Жуковским[36], его опознавательный знак, майский жук, был нарисован в углу огромной картины, сразу бросающейся в глаза в Ванфриде: святое семейство, Спаситель похож на Зигфрида, Богоматерь на Даниэлу; а три ангела — на трех других прекрасных дочерей композитора. О самом Байрейтском фестивале я не стану ничего говорить — настолько незаслуженно довелось мне стать свидетельницей этого потрясающего события; лишенная музыкального слуха[37], я была не в состоянии ни понять, ни оценить происходящее. Единственным человеком, с кем я могла бы себя сравнить, была верная помощница Мальвиды Трина, которая чувствовала себя посрамленной и опозоренной: Рихард Вагнер возвестил пророческим тоном, что только у такого совершенно неискушенного существа может спасть «пелена с ушей», как при откровении, поэтому ее несколько раз водили на представления. Трина была благодарна и счастлива, но опыт не удался, так как она не могла скрыть своего глубочайшего разочарования тем, что на сцене каждый раз шел «Парсифаль», а не «новая пьеса».

После Байрейта мы с Ницше решили провести несколько недель в Тюрингии, в Таутенбурге, недалеко от Дорнбурга[38], где я случайно поселилась в доме, хозяин которого, местный проповедник, оказался бывшим учеником моего цюрихского учителя, профессора Алоиса Бидермана[39]. Поначалу между Ницше и мной возникали споры, вызванные разного рода пересудами, источники которых мне до сих пор неясны, поскольку они не имели ничего общего с действительностью; скоро мы с ними покончили, третьи лица нам больше не мешали, и мы провели вместе несколько насыщенных недель[40]. В круг мыслей Ницше я вошла здесь быстрее, чем в Риме или во время нашего совместного путешествия; из его сочинений я знала только «Веселую науку»: отрывки из нее он читал нам еще в Риме, в беседах о ней Ницше и Пауль Ре понимали друг друга с полуслова, они давно уже придерживались одинаковых взглядов в философии, во всяком случае, со времени разрыва Ницше с Вагнером. Афористическая манера изложения — Ницше вынуждали к ней болезнь и образ жизни — была свойственна Паулю Ре изначально; он всегда носил с собой томик изречений Ларошфуко или Лабрюйера и после своего первого небольшого сочинения «О тщеславии» всегда придерживался одного и того же духовного направления. В Ницше же тогда уже чувствовалось то, что вело его от сборников афоризмов к «Заратустре» — глубинная эволюция богоискателя, шедшего от религии к религиозным пророчествам.

34

…с началом Байрейтского фестиваля… — За несколько дней до открытия музыкальных торжеств 1882 г. в Байрейте, начавшихся 26 июля представлением оперы «Парсифаль», Саломе приехала из имения Pе Пауля. Ницше, чтобы не встречаться с Вагнером, в Байрейт не приехал; вместо него приехала его сестра Эльсбет, тогда же состоялась ее первая встреча с Лу Саломе.

35

Генрих фон Штайн (1857–1887) — философ, эстетик и поэт, автор книги «Идеалы материализма» (1877); познакомился с Паулем Ре, когда учился в Галле в 1874–1875 гг. В августе 1884-го посетил Ницше в Сильс-Мария и произвел на него благоприятное впечатление.

36

…сдружились с русским художникам Жуковским… — Имеется в виду Павел Жуковский (1845–1912), сын поэта B.А. Жуковского и внук прибалтийского художника Г. фон Ройтерна. Павел Жуковский был в дружеских отношениях с Рихардом Вагнером и помогал ему в художественном оформлении спектаклей.

37

…лишенная музыкального слуха… — Хелена Клингенберг заметила по этому поводу, что Лу Саломе часто не могла слушать музыку, так как она приводила ее в состояние глубокого возбуждения.

38

…мы с Ницше решили провести несколько недель… недалеко от Дорнбурга… — Эта «совместная жизнь» продолжалась с 7 по 26 августа 1882 г. Лу Саломе и Эльсбет Ницше жили в доме священника Штельтена, сам Ницше поселился в частном доме. По словам Саломе, сестра философа, враждебно относившаяся к русской девушке, «не мешала» их продолжительным беседам.

39

Алоис Эмануэль Бидерман (1819–1885) — один из крупнейших протестантских теологов XIX в.; проявлял заинтересованное участие в судьбе приехавшей из России девушки. Подводя итог своим впечатлениям от первой встречи с ней, он писал ее матери: «Ваша дочь — совершенно необыкновенная девушка: детская чистота и веселость нрава сочетаются в ней с недетским и почти неженским направлением ума и независимой волей, а то и другое вместе представляет собой настоящий алмаз».

40

…мы провели вместе несколько насыщенных недель… — Позже Саломе признавалась, что очень хотела разобраться в Ницше, понять, что происходит в его голове и к его душе. Многие его мысли восхищали ее, но кое-что (в частности, резко отрицательное отношение к религии) вызывало внутреннее сопротивление.