Выбрать главу

Между тем Пауль Ре и я поселились в Берлине. Первоначальный замысел — переехать в Париж — пришлось отложить, а затем и вовсе отказаться от него из-за болезни и смерти Ивана Тургенева; в Берлине в полной мере осуществилась наша мечта о духовной общности в кружке молодых философов, большей частью доцентов; в течение многих лет кружок то расширялся, то менялся состав его участников. Пауля Ре в этом кружке называли «придворной дамой», меня — «вашим превосходительством»: так было написано в моем русском паспорте — по обычаям этой страны я, как единственная дочь генерала, унаследовала его титул. Даже когда мы на лето покидали Берлин, к нам на время университетских каникул приезжали некоторые из наших друзей.

Помнится, особенно счастливым было лето в Челерине, в Верхнем Энгадине[47], где мы вместе жили у Мюллеров и откуда Пауль Ре и я уехали на юг поздней осенью, с первым снегом; еще не было железной дороги, и мы, единственные пассажиры, разместились и почтовом ландо, в зимнее время заменявшем омнибус; так без помех, неторопливо, точно предвосхищая теперешние путешествия владельцев автомобилей, мы спустились до Меран-Боцена, по желанию останавливаясь на отдых то в солнечные дни, то в лунные ночи.

Хотя мы много путешествовали, наших денег нам вполне хватало. Из пенсии мамы я получала ежемесячно 250 марок, Пауль, что меня весьма трогало, вкладывал в нашу общую кассу ровно столько же. Когда приходилось туго, мы учились экономно вести хозяйство; это доставляло удовольствие и приносило мне восторженные письма от Георга, брата Пауля и распорядителя его состояния: он не мог нарадоваться тем, что Пауль стал жить скромнее и больше не досаждал ему просьбами прислать денег.

Однажды мы попытались провести часть зимы в Вене, где мой брат Евгений учился несколько семестров у Нотнагеля[48]; но из этого ничего не вышло по довольно смешной причине если в Берлине мы часто сталкивались с некоторым чопорным недоверием со стороны тех, кто сдавал нам наши три комнаты, то в Вене нас встретили с таким явным и сердечным одобрением нашего не вызывающего у них сомнения любовного союза, что «видимость порока», которой так боялась Мальвида, забавным образом обернулась своей положительной стороной. Следуя мудрому сонету Пауля Ре (мужчины в роли «придворных дам» всегда более компетентны, чем женщины), мы и в Берлине общались только в собственном кругу и в кругу близких нам друзей, избегая семейств и тогдашней богемы, тем более что в «беллетристике» я была совершенно неискушенным человеком.

Но так уж случилось, что именно тогда, в Грис-Меране, я написала свою «первую книгу»[49]. Поводом послужила попытка вернуть меня на родину, и наш дружеский кружок решил, что разрешение на пребывание за границей можно получить только для написания книги; и действительно я добилась своего, правда, при условии, что моя фамилия не будет упомянута; поэтому в качестве псевдонима я выбрала имя своего голландского друга юности и свое собственное (которое он когда-то дал мне вместо трудно выговариваемого русского). Удивительным образом книга Генри Лу «В борьбе за Бога» получила самую лучшую прессу, которую я когда-либо имела, в том числе и от братьев Генриха и Юлиуса Гартов[50], с которыми я близко познакомилась позже, но тогда я лишь посмеялась над их отзывами; сама-то я хорошо знала, ради какой числ о практической цели родился этот опус; книга состояла из моих петербургских заметок, а когда выяснилось, что их недостаточно, я использовала давно состряпанную новеллу в стихах, переделав ее в прозу.

Среди людей, нас окружавших, были представители разных специальностей — естествоиспытатели, ориенталисты, историки и — в немалом количестве — философы. Сначала кружок образовался вокруг Людвига Галлера[51], который после долгого молчания и напряженного труда в Шварцвальде спустился к нам с рукописью в руках и выступил в очень узком кругу с докладом, познакомив нас со своими достижениями и проблемами в сфере метафизики; после публикации своего сочинения («Всё во всех. Металогика, метафизика, метапсихика») он, когда плыл на пароходе в Скандинавию, добровольно выбрал смерть и прыгнул в море — шаг, который можно объяснить только мистической подоплекой.

вернуться

47

особенно счастливым было лето в Челерине, в Верхнем Энгадине… — Скорее всего, речь идет о лете 1885 г., когда в Санкт-Квирин-Тегернзе Пауль Ре познакомился с Гиллотом. «Мне доставляет необыкновенное удовольствие видеть двух мужчин вместе, прошлое и настоящее причудливо переплетаются в моем воображении, и я чувствую себя очень счастливой», — писала Лу Саломе в одном из писем той поры. Гиллот остался для нее фигурой таинственной, так и не постигнутой до конца и потому привлекательной.

вернуться

48

мой брат Евгений учился несколько семестров у Нотнагеля… — Получив медицинское образование, Евгений Саломе некоторое время работал в Первой медицинской клинике, которой руководил венский терапевт Герман Нотнагель (1841–1905); с 1906 г. Евгений Саломе работал детским врачом в Санкт-Петербурге.

вернуться

49

я написала свою «первую книгу». — Ницше прочитал роман Лу Саломе «В борьбе за Бога» в год ее выхода в свет (1885): «Вчера заглянул в книгу Ре о совести — сколько пустоты, скуки и фальши! Говорить можно только о вещах, которые сам пережил. Совершенно иначе воспринял я полуроман его soeure inseparable [Неразлучной сестры (франц).] Саломе, забавным образом бросившийся мне в глаза в то же самое время. Все формальное в нем по-девически расплывчато, а претенциозность (повествование доверено вымышленному старику) производит прямо-таки комическое впечатление. Но само дело изложено с полной серьезностью и ничуть не принижено; если эту девушку явно не привлекает вечно-женственное, то, может быть, привлекает вечно-мужское.»

вернуться

50

Генрих и Юлиус Гарты (соотв. 1853–1906 и 1859–1930) — немецкие критики и поэты; их деятельность сыграла заметную роль в формировании эстетики натурализма.

вернуться

51

Людвиг Галлер — немецкий философ, его книга «Всё во всех» (Alles in Allen) вышла в 1888 г.