Такая жизнь нравилась мне необычайно, хотя я была лошадкой с нечистой совестью: я высматривала себе конька, который научил бы меня ходить с ним в паре.
Нам так и не довелось поиграть в лошадки втроем. Вскоре после визита к нам Виталий заболел корью, а когда выздоровел, то вернулся с матерью в фамильное имение Родинка в Ярославской губернии. Только дедушка однажды навестил его, и, судя по всему, они — старик и мальчик — стали большими друзьями. Во всяком случае, дедушка всегда говорил о Виталии как о своем друге, поэтому и мы сохранили о нем самые живые воспоминания.
Примерно через полгода, когда мы с Борисом проводили у дедушки несколько пасхальных дней, совершенно неожиданно, нарушив наши идиллические игры, к нам пожаловала с визитом мадам Волуева, мама Виталия.
Дедушка в домашнем халате сидел у камина в своем маленьком кабинете, курил и читал. Мы вытащили из-под стола дедушкин ковер и устроили на нем русскую пасхальную игру — катание яиц. Крашеные куриные яйца скатывались с деревянной наклонной горки дедушке прямо под ноги; сталкиваясь, они разбивали друг друга. Время от времени отрывая глаза от книги, дедушка следил, чтобы мы не мошенничали. Кто разбивал больше яиц, тому доставалось шоколадное яичко; если же игра заканчивалась вничью, дедушка сам съедал приз. Этого мы боялись больше всего, хотя почему-то всякий раз среди прочих яиц оказывалось одно, очень похожее на съеденное.
Когда доложили о визите, дедушка вскочил и, вопреки коричневому домашнему халату, демонстрируя все еще безупречную светскую осанку, пошел навстречу гостье, урожденной графине Ленской. Он извинился за беспорядок на ковре, который мешал маме Виталия добраться до софы. Ей пришлось осторожно ступать, чтобы не раздавить лежавшие на ковре яйца.
— Быстро все убрать! И марш в соседнюю комнату! — приказал дедушка. Но она возразила:
— Нет-нет! Ни в коем случае! Оставайтесь здесь! Продолжайте играть! — Это прозвучало как приказ, которому надо беспрекословно повиноваться.
— Ну что ж, оставайтесь, коли вам великодушно разрешили, — сказал дедушка.
— Великодушно? Что вы такое говорите? Запомните, дети: Ирина Николаевна не великодушна! И потом, вы, мой дорогой генерал, всеми силами — даже в пику мне — поддерживаете Виталия! Однако я тоже хорошо отношусь к вашим малышам, можете убедиться, что я делаю это искренне и что я не собираюсь увести с собой такую прелестную малышку…
Она проговорила это очень быстро, звонким голосом, оживленно жестикулируя и поочередно разглядывая нас сияющими светло-серыми глазами — глазами, которые людом сведущим показались бы близорукими, но именно благодаря этому их глубинное выражение проявлялось с такой убедительной силой.
Она говорила не переставая, задавала вопросы, смеялась, перекрестила нас, изумленных детей, и, наконец, села, но не на софу в стороне от ковра с валявшимися на нем яйцами, а на первый попавшийся стул и тут же закурила совсем маленькую сигаретку.
Она никогда раньше не бывала в этом доме, только бегло была знакома с дедушкой, но у нас возникло такое чувство, будто она здесь частый гость и ей давно все знакомо.
Мы не сводили глаз с этой женщины, которая сразу же оказалась пашей сообщницей и вообще производила впечатление скорее нашей ровни, чем взрослой дамы; даже внешне рядом с высоким и стройным кавалеристом, нашим дедушкой, она выглядела совсем маленькой. Мы нашли, что она удивительно красива, особенно ее лицо, обрамленное волнистыми пепельными волосами, которые напоминали большое облако или ореол святости, благодаря чему голову ее как бы окружало сплошное сияние.
Она была вся в черном. На груди ее висел старинный серебряный крест — вероятно, отсюда и возникло ощущение ореола святости, — а на второй цепочке — лорнетка с ручкой из черепашьего рога, в ее маленьких пухлых пальчиках она описывала в воздухе странные фигуры: оживленно жестикулируя, мадам Волуева часто посреди фразы отводила лорнет от своих испуганных глаз, так как ее рука не хотела долго оставаться в одном положении.
Очень скоро гостья затеяла с дедушкой шумный спор из-за Виталия. Точнее, дедушка время от времени пытался вставить хоть словечко в поток ее слов и при этом с беспокойством поглядывал на нас, детей, ему казалось, что мы отнюдь не так погружены в пасхальную игру, как следовало бы.
— Пока не умер его отец — мой Сергей скончался два года назад, — я не требовала от Виталия послушания. Я была только его мамочкой, его няней, я просто ухаживала за своим дорогим малышом! Его повелителем был Сергей, его и моим, как и должно быть. Если Сергей чего-то не понимал, что я делала? Молилась Богу, чтобы Он дал ему это понимание. Если Бог давал его мне, я сообщала об этом Сергею… Но Сергея больше нет. А повелитель должен быть. Что вы сказали?.. Да, в доме, не только на небесах. Теперь мне приходится без посредников сообщать Виталию то, что велит Господь. Не ради себя я так поступаю! Я заранее прощаю ему все, что бы он ни сделал! Как он может быть виноватым передо мной, перед матерью, родившей его? Нет, он должен повиноваться непреложным Божьим заповедям. Только так я сломаю его непоколебимое своеволие. Я уже ставила его на колени, прижимала лбом к полу, но он вырвался из рук домашнего учителя… Говорите, надо поменять духовного учителя? Нет, зачем же? Когда я нашла такого, который следует всем моим указаниям… я хотела сказать, указаниям Божьим.