Э. Дж. Хартли
«Прожорливое время»
Посвящается Биллу, Джиму и всем учителям, коллегам и студентам, сформировавшим мою любовь к Шекспиру
Посвящается моим жене и сыну, а также памяти Иры Ярмоленко (1988–2008): «Надеюсь, что, когда ты возродишься вновь, родишься ты снежинкой…»
Часть I
Глава 1
Томас Найт застыл, положив одну руку на кофейник, а другую протянув к крану над мойкой. На улице все еще царила темнота, и свет на кухне должен был показывать лишь зеленую бахрому тиса во дворе, но там возникло что-то еще. У самого окна. Томас не мог сказать точно, то ли мелькнуло отражение в кофеварке, то ли он и вправду заметил краем глаза, но понял, что там появилось нечто странное, такое, чего не должно быть.
Он постоял неподвижно секунды три-четыре, словно ожидая, не придет ли неизвестность в движение, сознавая, что ничего не произойдет. Ему придется обернуться и посмотреть. Пока что это было лишь впечатление от красок, которых не должно было быть там, бледный овал, тронутый желтым и красным, резкий на фоне темноты двора позади. Но когда он на него посмотрит, тот приобретет форму и содержание. Томас не хотел на него глядеть.
Он обернулся очень медленно. Пусть неожиданности для него не было, но сама суть увиденного едва не заставила Найта вскрикнуть. К стеклу прижималось женское лицо.
Глаза неизвестной были широко раскрыты, пристально смотрели на Томаса, но он не махнул рукой, прогоняя ее прочь, не пригрозил вызвать полицию. Они оказались слишком неподвижными и отсутствующими, не видели его.
Томас предположил, что женщина стояла у окна, однако в ее позе сквозила какая-то неуклюжесть, и на стекле остался легкий подтек — чего? Пота? Косметики? Женщина совершенно не двигалась, и Найт неохотно сделал маленький шаг к окну, в глубине души надеясь, что фигура окажется манекеном, добытым в магазине и поставленным здесь кем-то из его самых бойких учеников в ознаменование окончания учебного года.
Но женщина была настоящая. Томас сделал еще два осторожных шага.
Отражение в стекле было черным повсюду, за исключением лица, прижатого к окну, освещенного светом на кухне, поэтому казалось, что оно парило в подвешенном состоянии, словно воздушный шарик. Найт прикинул, что женщине где-то под шестьдесят. Ее бледная кожа, только-только тронутая старческими пятнами, выглядела ухоженной. На ней была умело наложенная косметика, губы чуть краснее естественного цвета, что ей шло, а зубы сверкали невероятной белизной. Но внимание Томаса привлекли в первую очередь глаза женщины. Широко раскрытые, они застыли с выражением, которое можно было принять за удивление.
Или за ужас.
Один глаз был мутно-грязного зеленого цвета, другой — неприятно-фиолетовый.
Поставив кофейник, Томас снял с настенного телефонного аппарата трубку, по-прежнему не отрывая взгляда от неподвижного лица, прижатого к стеклу, но не стал набирать номер. Сначала нужно выйти на улицу и убедиться наверняка.
На кухне было два окна, одно выходило на юг, на задний двор, другое, у которого стояла женщина, смотрело на восток. Томас вышел в предрассветную прохладу, кутаясь в махровый халат, и зашлепал босиком по холодной дорожке. От фасада дома женщину не было видно, и только когда Найт обошел вокруг темного пятна тиса, растущего в углу, и свернул на узкую дорожку между домом и густой живой изгородью на соседнем участке, он ее разглядел. Нельзя сказать, что женщина стояла. Она оказалась выше ростом, чем предполагал Томас, и сейчас буквально висела на одной из усыпанных золотыми блестками аукуб, растущих вдоль погруженной в тень стены. Единственным источником света было резкое и плоское сияние окна кухни, придававшее лицу женщины неестественную яркость при взгляде из помещения. Но на улице свет лишь чуть окрашивал зеленью и золотом края аукубы. Был виден лишь силуэт головы, остальное тело терялось в темноте.