— Но ее же никогда не существовало. Если она и была написана, то до нас не дошла. Пропала.
— Вы не правы, — возразил Дэвид. — Я держал ее в своих руках всего каких-нибудь несколько часов назад, и вот теперь ее нет.
Глава 7
— О чем вы говорите? — спросил Томас.
Его напряжение внезапно испарилось. Он чувствовал странную расслабленность, словно все это было шуткой или недопониманием.
— «Плодотворные усилия любви»? Такой пьесы просто нет.
— Есть, — сказал Эсколм. — Была. Я держал ее в руках.
— Дэвид, такой пьесы нет и никогда не было, — мягко повторил Томас.
— Она существовала, — упрямо повторил литературный агент, успокаиваясь по мере того, как неистовое отчаяние переходило в усталость. — Есть и сейчас. Я держал ее в своих руках, вот здесь, — сказал он, снова закрывая глаза.
Силы покинули его, и он обмяк в кресле.
— Как пьеса могла попасть к вам в руки? — спросил Томас, стараясь не пустить в свой голос сомнение, защитить этого человека от заблуждения.
— Она у меня была. — Эсколм вздохнул. — Но теперь ее нет.
Это становилось навязчивым заклинанием, поэтому Томас попробовал зайти с другой стороны и поинтересовался:
— Где вы ее нашли?
— Я ее не находил, а одолжил у одного клиента, — сказал Эсколм.
Томас так медленно сделал выдох, что получился свист. Одно дело — потерять то, что Эсколм принимал за утерянную пьесу Шекспира, и совершенно другое — лишиться того, что доверил ему клиент, считающий, будто владеет неизвестной пьесой Шекспира. Разумеется, это не так, ничего подобного просто не может быть. Но если кто-то считал иначе, хотя бы утверждал это, а затем передал пьесу на хранение своему литературному агенту!.. Неудивительно, что Эсколм на грани срыва. Это может его уничтожить.
— Хорошо, — начал Томас. — Когда вы держали пьесу в руках в последний раз?
Он будто помогал Куми искать ключи от машины.
— Поселившись в гостинице, я положил ее в сейф, а час назад достал, чтобы показать вам, — ответил Дэвид и сверкнул глазами на Томаса, словно это была его вина.
Найт отмахнулся от подобного обвинения и поинтересовался:
— Вы держали пьесу в номере?
— Да, — подтвердил Эсколм. — Она была вот здесь. — Он хлопнул ладонью по кровати. — В черном чемоданчике. Я принял душ, переоделся. Не могу точно сказать, когда исчезла рукопись. Я обратил на это внимание только… — Дэвид взглянул на часы как человек, не имеющий понятия, что сейчас на дворе, ночь или день. — Лишь двадцать минут назад. Но, судя по всему, она пропала, пока я был в ванной.
Томас угрюмо окинул взглядом свидетельства разгрома. Это было делом рук отчаявшегося Эсколма, а не грабителя. Речь шла не о методичных поисках человека, который не помнит, что куда положил, а о хаосе последней надежды. Раскрытый чемоданчик валялся на кровати, выплеснув содержимое на полосатое покрывало. Если литературный агент говорил правду, то кто-то точно рассчитал момент своего появления и знал, что и где искать. Все остальные вещи в номере, в том числе бутылки шампанского, были разбросаны уже самим Эсколмом, которого охватила паника.
— Больше ничего не пропало? — спросил Томас.
Дэвид уставился на него и неожиданно язвительно поинтересовался:
— Вы хотите знать, не валялись ли у меня тут какие-либо другие бесценные предметы? К примеру, неизвестный натюрморт Ван Гога или давно утерянная мраморная статуэтка Микеланджело?..
— Значит, нет, — оборвал его Найт.
— Именно так, — подтвердил Эсколм и снова поник.
— В таком случае мы должны обратиться в полицию, — сказал Томас.
— Нет. Ни за что! С таким же успехом можно позвонить в редакцию «Трибьюн». Со мной все будет кончено.
— Тогда владельцу.
— Снова нет, — произнес Эсколм раздельно, словно делая очередное предупреждение чрезвычайно надоедливому ребенку. — По той же самой причине.
— Кто знал о том, что рукопись у вас?
— Никто. Только мой клиент.
— А кто?..
— Я не могу вам это открыть, — сказал Дэвид.
Томас презрительно фыркнул и заявил:
— Может быть, мне лучше уйти?
— Нет, — поспешно произнес Эсколм. — Не уходите. Просто я не могу вам это сказать.
Найт взглянул на часы и предположил:
— Об этом, конечно же, должны знать у вас в агентстве, так?
— Нет. Сотрудники ЛАВФ имеют полную свободу. Никто не стоит за плечом, потому что мы хорошо знаем свое дело. — Он хищно усмехнулся, но его глаза оставались пустыми. — Я ни перед кем не отчитываюсь.