– И лица не будет видно!
– В этом танце лицо не важно. Задник от спектакля не убирай и не загораживай. Как только закончится музыка, сразу опускай занавес. Спасибо.
– Рик!
– Я просил называть меня полным именем. Заранее благодарю.
Спектакль, который сегодня играла труппа театра "Песнь тростника", рассказывал об увечном воине, мудром старце, живущим среди скал, и его дочери. В первой сцене были заняты все мужчины театра, поскольку одна армия билась с другой. Мало кто выжил в этой сече. Но один из тех счастливчиков, бесстрашный, но израненный воин, был подобран жившим в горах стариком и принесен им в дом. Вторая часть говорила о том, как воин и мудрец вели философские, судя по равнодушию воина к дочери хозяина, беседы. Третья часть, повествующая о том, что раны затянулись, а либидо проснулось, должна была начаться после антракта. Похлопав актерам, публика, не расходясь, попила и быстро что-то проглотила, поскольку все ждали выступления чудесного танцора, потрясшего своими импровизациями столицу.
Свет в зрительном зале снова погас, а над сценой засияли яркие прожектора. Задник, изображавший часть дома, горы за ним и пруд с кувшинками и лилиями остался на месте. А перед ним, опустив голову на колено и касаясь расслабленными пальцами пола, сидел Рик. И тут зазвучала музыка. Легкая, светлая, радостная. Танцор поднялся и закружился в лучах света, словно прекрасная бабочка. Лоскутки легкой, полупрозрачной ткани, нашитой Суинь, летали вместе с ним, словно крылья. И эта радость узревшего утренние яркие краски существа была настолько заразительной, что на лицах зрителей заиграли улыбки. Но вот свет ясного дня постепенно сменился вечерними сумерками. И только с одной стороны сцены, изображая заходящее светило, все еще горел оранжевыми лучами прожектор. Но бабочка все летала, пока… Танцор упал на доски сцены, поднимая лицо с сильно выделенными черной подводкой глазами к небу. Выглядело это так, словно что-то его испугало. Но вот он поднялся и начал метаться, заламывая руки. А прожектор медленно гас, пока не наступила темнота, вдруг взорвавшаяся резкой, тревожной музыкой и красными прожекторами, летающими по сцене, пока в фокус не попала бабочка. Люди, затаившие дыхание, поняли, что на охоту за ней бросились страшные ночные хищники. Она убегала, уворачивалась… Казалось, Рик прыгал настолько высоко, что его полет ощущали абсолютно все. Только теперь он не выглядел беззаботно прекрасным: черное трико, черные глаза и едва заметный контур трепещущей вокруг него ткани. Кем он был? Отнюдь не бабочкой. Скорее, мечущейся в агонии душой, не знающей, как ей выбраться из замкнутого мира красного безумия и черных, окружающих ее со всех сторон, теней. И вот он замер в центре сцены, вытянув дрожащую ладонь к людям. Громкий басовый аккорд… Он падает на подломившиеся колени. Лицо и белые ладони выражают полное отчаяние… Раскрытый в беззвучном крике рот, запрокинутая голова и… черный фонтан брызг, вырвавшийся из судорожно выгнутой грудной клетки. Тело медленно, словно в страшном сне, распластывается на полу. С вибрирующим звуком последней ноты падает занавес и в зале резко зажигается свет.
В глазах людей стоял ужас. Некоторые лица были мокрыми от слез. Кого-то повели к выходу… Рик стер с лица и рук черную жидкость и улыбнулся: ему удалось разделить тьму своей души с теми, кто хотел просто развлечься. Когда-то он тоже многое хотел и, словно влюбленная в свет бабочка, не знал, что однажды наступит беспросветная ночь… И в какой стороне искать свет. Что ж, пока народ пережевывает, пора выйти на поклон.
Занавес поднялся. Рик, с белозубой улыбкой и разведенными над головой руками, вышел к публике. И тут ему захлопали, затопали и засвистели. К его ногам полетели цветы, деньги, игрушки, сувениры и даже какая-то книга. Подобрав с пола пару букетов и именно ее, он помахал руками и шагнул в глубину, давая возможность Косту опустить занавес, а девушкам – собрать подарки и деньги. Однако, овации не заканчивались. Рик подошел к самому краю сцены, чтобы у Боцу была возможность оттереть черную акварельную лужу за занавесом.
– Спасибо! – Крикнул он, помахав ладонями. – Мы любим вас!
Как Рик успел заметить блеснувшее в свете прожекторов лезвие ножа и отклониться, он не понял сам. Наверно, сказались бесконечные тренировки, во время которых танцор должен оценивать пространство целиком, и почти профессиональное занятие парусным спортом. Просвистев над его плечом, нож пропорол ткань занавеса и звякнул о доски по ту его сторону. Однако, зрители ничего не заметили, продолжая аплодировать. Кроме него, похоже, оценил ситуацию Кост, поскольку начал гасить в зале свет. Рик сразу ушел за занавес, где над ножом, в раскоряку, стоял дед Боцу.