«Так много песен, и во всех…»
Так много песен, и во всех –
Всё та же грусть, всё те же вздохи,
Всё тот же невеселый смех,
Во всем – тревожный гул эпохи.
Потерь, обид и бед – не счесть.
Нет сил бороться с темной властью.
Покоя нет. А песни есть.
И мы поем. И в этом счастье.
Чуть зной свалил, уже цветы,
Очнувшись, стебли распрямили
И посеревшие от пыли
С усильем подняли листы.
Как всё меняется. Давно ли
И жизнь для клумбы не мила
Без солнца жаркого была,
А нынче жар – источник боли,
Ей нынче сладко быть в тени,
В росе, в дожде, в ночной прохладе,
Купаться в мягком лунном взгляде
И слушать, как фонтан звенит,
Как ветерок, всегда хвастливый,
С листвой, внимательной и льстивой,
Ведет обычный разговор
О том, как ловок он и скор.
Сколько звезд на небе темном –
Голубых и золотых!
Кто своим и кто заемным
Светом блещет среди них?
Может быть, земля другая –
Нашей родины двойник –
Там несется, сочетая
С нашим мигом каждый миг.
Может быть, в разгадках чуда, –
Той же думою объят, –
Мне в глаза глядит оттуда
Мой двойник – духовный брат,
Он с вопросами, быть может,
Смотрит в небо, как и я,
И его сейчас тревожат
Те же тайны бытия.
Мне снилось, что сжалился Бог
И крылья вернул мне опять,
Что телом я легок, как вздох,
Что с уст моих спала печать.
И дух мой из тленья воскрес,
Над мертвою плотью взлетев,
И вспомнил я песен небес
Давно позабытый напев.
Не жалкой двуногою тлёй
Я ползал, а мощным орлом
Парил над печальной землей
И пел полнозвучный псалом.
Но тысячью свежих могил
Предстало мне сверху всё то,
Что в жизни земной я любил,
Что вечной считал красотой.
И едкая сладкая мгла
Вдруг хлынула в душу волной,
И песня небес замерла
При встрече с печалью земной.
Родные напевы земли
Просились, рвались на уста,
И высь голубая вдали
Казалась чужда и пуста.
И к Богу воззвал я тогда:
Возьми мои крылья, Господь!
Лиши меня их навсегда,
Верни меня в смертную плоть,
Верни меня к скорби моей,
Страдать во всю жизнь повели,
Но песен небесных милей
Мне грустные песни земли!
Что в снах? – грядущее? былое?
Кто тот историк иль пророк,
Который с яркостью такою
В цвета и звуки их облек?
Кто ставит пьесы сновидений?
Кто декоратор? техник кто?
Кто этот музыкальный гений,
Что оркеструет колдовство?
Или, устав от подчиненья
Обычаям дневной тюрьмы,
В ночи в часы отдохновенья
Живем иною жизнью мы?
Иль в повседневности убогой
Во сне дано творить и нам,
И в этом – то подобье Бога,
Каким был наделен Адам?
«Было в комнате только одно…»
Было в комнате только одно
Чуть серевшее в мраке окно,
Но – луна показалась едва –
Неожиданно стало их два.
Лунный луч в серебристом огне
Прилетел и прижался к стене,
И раскрылась стена, и за ней –
Легкий танец прозрачных теней.
За окном настоящим слышны
Говор, смех, переплески волны,
А за лунным окном – тишина
Глубока, безмятежна, ясна.
Где мой мир? За каким он окном?
В надоедливом шуме земном
Или в светлом молчаньи луны
На холодном экране стены?
Пусть стена преграждает мой взгляд, –
Для мечты не бывает преград,
И купаюсь я в лунной тиши,
Как в стихии, родной для души.
Споря с утренним приливом,
Словно чуя в нем врага,
Тетивою над заливом
Натянулись берега,
Мощным луком изогнулся
Горизонт, увитый мглой,
Белый парус в даль метнулся
Окрыленною стрелой.
Но куда ж направлен смелый
И губительный полет? –
Там над морем лебедь белый –
Тучка светлая плывет.
В церквах звучит печально «Stabat Mater»,
А уж ручьи звенят: Христос Воскрес!
Вчера был снег, – сегодня он исчез.
Земля! Земля! – кричит, как навигатор,
Весенний ветер, вдруг ворвавшись в лес.
Земля! Земля! – деревья шумно вторят,
Щетину травки видя под собой,
А воробьи веселою гурьбой
В широкой луже плещутся и вздорят,
И солнце блещет на воде рябой.
Какое за ночь совершилось чудо! –
Еще вчера белела седина
Зимы везде, – сейчас уже видна
Земля под травкой ярче изумруда.
Привет тебе, апрель! Привет тебе, весна!