Там, где резкими излучинами
Закрутилася река,
С непокорными уключинами
Спорят весла челнока
И, меж дремлющими лилиями
Пролагая путь вперед,
Режут мощными усилиями
Встречных волн водоворот.
Я плыву в края, прославленные
Поэтической мечтой,
Пышным вымыслом оправленные,
Как короной золотой.
Камышинки тихо стукаются
О намокшие борты;
Чайки сонные аукаются
Где-то в недрах темноты;
Горизонт порою вспыхивает
В ярком блеске голубом;
Всё грознее погромыхивает
Приближающийся гром…
Тучевой грядой обложенная,
Всколыхнулась вышина,
Ночь нахмурилась, встревоженная,
Злыми страхами полна.
Мчится вихрей рать неистовая,
Туч сбирается орда,
Но меж ними аметистовая
Улыбается звезда.
Знаю я, звезда единственная,
Для меня ты зажжена,
И судьба моя таинственная
Вся в тебе заключена.
Райским пламенем охваченная,
Ты меж тучами зажглась,
Чтоб дорога, мне назначенная,
В темноте не прервалась.
Ты меня благословениями
Огради от суеты
И благими откровениями
Освяти мои мечты.
Чтоб душа, тоской окованная,
Стать свободною могла,
Чтобы сила, мне дарованная,
Пышным цветом расцвела.
Когда колдунья-ночь раскинет
Над миром крылья с высоты
И на природу опрокинет
Свой кубок с зельем темноты, –
Тогда в хитонах звездотканных,
Под гармонический напев
Из райских горниц осиянных
Выходят сонмы светлых дев,
Они в просторах небосклона
Скользят средь призрачных долин,
Неся с собою веретена
И пряжу тоньше паутин;
Небес таинственная стража –
Их провожают облака,
И развевается их пряжа,
Как дымка светлая, легка;
Всю ночь из этой светлой дымки,
Крутясь, волчок веретена
Свивает нити-невидимки,
И эти нити – тишина;
И чем прозрачней, чем длиннее
Те нити тянутся во мгле,
Тем тишина царит полнее
На небесах и на земле.
Когда же солнце возвещает,
Что мир от дремы пробужден, –
Свой бег свободный укрощает
Весь рой небесных веретен,
И девы, царственны и строги,
Уносят пряжу тишины
В нерукотворные чертоги,
За голубые пелены.
НА СМЕРТЬ БАРОНА ВРАНГЕЛЯ
Надрывный плач напевов погребальных
Вещает нам, что смертью роковой
Навеки снят бессменный часовой,
Последний страж заветов идеальных.
Покинув нас – наследников печальных
Своих надежд и славы боевой, –
В могилу лег боец передовой,
Бесстрашный вождь дружин национальных.
Не надо слез над прахом храбреца, –
Он их не знал, – он тверд был до конца
И до конца не потерял надежды.
Уснул герой, навек закрылись вежды.
Но дух его соратников зовет
За веру, честь и родину – вперед.
Как мчатся ночью злые духи
На богохульный шабаш свой,
Так над землей года разрухи
Неслись чредою роковой.
Ослепла жизнь и заплуталась,
Бродя в потемках без дорог,
А смерть под окнами стучалась
И сторожила наш порог.
С сестрою – брат, с отцами – дети,
Жених – с невестой, с другом – друг
Разъединялись в годы эти
Мятежным вихрем злобных вьюг.
Кто жив, кто гибнет в заточенье,
Замучен кто, а кто спасен, –
Смешалось всё в хмельном теченье
Потока буйного времен.
И редко-редко в сумрак муки
Вливался счастья слабый свет,
И ночь зловещую разлуки
Сменял свидания рассвет.
Года страданий небывалых,
Вы скрылись где-то там, вдали,
Но в глубине сердец усталых
Своих следов не замели!
И в смене счастья и страданий
Нам не забыть вас никогда,
Года нежданных расставаний
И встреч нечаянных года!
Жил да был старик на белом свете,
Много лет с женой своей он прожил, –
Не видал покоя ни минуты.
Уж такая баба уродилась,
Что и слова поперек не молвишь, –
Скажешь два – в ответ летит десяток,
И пойдет такая перепалка,
Что хоть всех святых неси из дома.
Только утром спустит с печки ноги
Старичок, – глядишь, – уж и заспорят!
Да ведь как! До ночи не уймутся!
Изнемог вконец старик от споров,
Да сосед, спасибо, надоумил, –
Слушал, слушал споры да раздоры
И сказал: «Соседушка! Сходил бы
Ты в обитель ближнюю ко старцу, –
Говорят, великий он целитель,
И тебе, глядишь, помочь сумеет.
Поклонись же старцу ты пониже,
Попроси за бабу помолиться,
Исцелить ее от разговоров…»
В тот же день пошел старик в обитель,
В келью к старцу робко постучался.
Вышел кроткий, седенький монашек.
«Что тебе угодно, чадо? – молвил. –
Аль с тобою горесть приключилась?
Аль скорбит кто близкий от болезни?»
Рассказал старик свои печали,
Попросил за бабу помолиться.
Исцелить ее от разговоров.
«Что ж! – промолвил старец. –
Это можно! Обожди, я дам тебе лекарство!..»
На минуту в келейку сокрылся,
Глядь, несет с водою чистой склянку, –
Пошептал над ней, перекрестился,
Старику с улыбкой ясной подал:
«Вот тебе вода святая, чадо!
Как затеет баба разговоры, –
Отхлебни из склянки ты водицы
И держи во рту, покуда баба
От словес сварливых не уймется,
А уймется – проглоти с молитвой,
И пойдет у вас в дому всё ладно…»
До земли поклон отвесив старцу,
Поплелся старик домой к старухе.
Только в дверь ступил, перекрестился,
А старуха с печки уж кудахчет:
«А и где ты, старый хрен, шатался?»
Уж хотел старик жене ответить
Крепким словом, да припомнил старца
Отхлебнул скорей глоток из склянки
И во рту святую воду держит,
Про себя молитвы повторяя…
С полчаса старуха прошумела,
Наконец, устав, угомонилась,
И старик, довольный и счастливый,
Проглотил целебную водицу.
С той поры уж так и повелося:
Как старуха примется за ругань,
Так старик хватается за склянку
И молчит, набравши в рот водицы.
И ведь вправду чудо совершилось:
Стала баба реже суматошить,
Стала тише да скромней браниться,
А потом и вовсе перестала.
Вот она, святая-то водица! –
Ведь одним единственным глоточком
Усмиряла грозную старуху,
Старика от ругани спасала!..
…………………………………..
Кабы всем нам той воды по склянке –
Так куда б счастливей люди жили!