— Вот чего я не понимаю, так это зачем он бросился сюда, где оказался в ловушке.
— Где-то есть секретная панель, которая отодвигается в сторону. Держу пари, он намеревался спрятаться именно там.
— Тебе-то откуда знать?
— Да во всех дворцовых спальнях есть такие. В них прячутся любовники, например, когда мужья неожиданно появляются на пороге после долгого отсутствия, а жены их совсем не ждут.
— Но ты-то как узнал о них?
— Ну, пару раз пользовался подобными штуками. «Пора», — подумал бывший магистр музыки. Он медленно выпрямился. Пространства было мало; на самом деле он сидел во встроенном шкафу, превращенном в укрытие. Над головой зияла круглая дыра, и в нее свисала узловатая веревка.
Пока стражники взламывали потайную дверь, человек, который отныне был Уоллесом, начал взбираться по веревке, оставленной убийцей. Было очень тесно, а он был потолще убийцы, и не привык взбираться по веревкам. Веревка оказалась привязанной к балке, но наверху путь ему неожиданно преградили доски. Уоллес толкнул их и обнаружил, что доски не были прибиты. Он отодвинул их, и вылез наружу. И в этот момент за углом послышался топот сапог.
Соображая быстрее, чем когда-либо в своей жизни, бывший магистр музыки сел на край внешней стены и заиграл на лире. Выходило ужасно, однако это его совсем не удивило.
Великий император, мудрый и старый, Поражен убийцей-смельчаком. Вероломный, хитроумный Мильвариос Предал своего императора за золотую…— Эй, ты! Стой! — рявкнул командир стражи.
Не двинувшись с места, новоиспеченный бард империи Сарголан перестал играть.
— Что это ты тут делаешь? — продолжил командир.
— Сочиняю погребальную песнь для мертвого императора, — ответил бард-самозванец.
— Я имею в виду, как ты залез сюда?
— По лестнице.
— Лестницы охраняются.
— Нет, господин, Вы велели всем людям быть у магистра музыки, — сказал капрал, держащий факел.
Уоллес указал рукой на затянутое облаками небо, затем снова забренчал на своей лире.
— Я пришел сюда, чтобы сочинять, находясь между величественной мощью зубчатых стен и изменчивой красотой звезд, — заявил он. — Пока ужас от убийства не прошел, я обращаюсь за помощью к своей музе…
Командир стражи поставил сапог на грудь Уоллеса и толкнул его. Уоллес свалился с зубчатой стены и кричал все время, пока падал в темные, полные тины воды рва.
— Не все любят искусство, — сказал командир стражи и посмотрел за край, уперев руки в бока. Затем он со своими людьми ушел прочь.
Не выпуская из рук лиру, новоиспеченный Уоллес вылез на покрытый илом край рва. Его желудок избавился от ранее съеденного обеда, прекрасного меда с пряностями и, по крайней мере, трех пинт зловонной воды изо рва вместе с дюжиной головастиков. К нему подошли стражники. Четверо оттащили Уоллеса к воротам для слуг во внешней стене, и, дав ему пинка, велели убираться в город. Уоллес поспешил скрыться. Улицы были темны и опасны, но шел дождь, и большинство преступников отсиживались в тавернах.
Бесцельно блуждая, Уоллес в конце концов вышел к реке как раз в том месте, где ее пересекал один из трех каменных мостов. Издалека ему показалось, что мост горит, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что это всего лишь стайка попрошаек развела костер на берегу внизу.
— Эй, бард, давай к нам! — позвал кто-то из них. Уоллес не заставил себя долго уговаривать.
— Ты, верно, промок, — сказал один из попрошаек, когда он присоединился к их компании.
— Спрыгнул в дворцовый ров, — ответил Уоллес сдержанно, понимая, что грамотная речь могла раскрыть его.
— А это что? — спросил предводитель нищих. На нем была корона, сделанная из какого-то рванья, обвязанного струной.
— Ожог, — сказал Уоллес, показывая раны на запястьях.
— Как ты так?
— Да одному уроду показалось, что моя музыка недостаточно хороша, — печально ответил Уоллес, и все засмеялись, решив, что это шутка.
— Ну что, сыграешь для нас? — поинтересовался предводитель.
Уоллес лихорадочно соображал. Бард, который не умеет играть на своей собственной лире — это странно. С другой стороны, его руки были обожжены, а лира промокла.
— Лира промокла, пока я плыл, поэтому не могу выдавить ни звука, — ответил он. — Да и руки поджарили.
Повисло молчание. Надолго. Они явно считали, что Уоллес обязан что-то им дать. Он подумал о кошельке на поясе, в котором оставалось несколько грязных монет.
— Ну так что тогда? — спросил попрошайка у него за спиной.
— Вино с императорского стола, — тут же предложил Уоллес.