— Когда человек врет, Вы часто видите это, осязаете?
21
— Думаю, что да. Хотя моя жена мне возразила бы, потому что безумное число раз меня обманывали.
— Вы мастер метафор, мастер сравнений. Юрий Олеша конца века... Да что там, Вы не уступаете Бунину и Набокову.
— А лесть — это способ завлечь человека, отвлечь его внимание?
— Способ посмеяться над ним.
— А, тогда замечательно! Так заканчивайте вопрос.
— Лагерь — это сквозняк, буря? Что это? Придумайте сравнение...
— Ничего подобного. Лагерь — это болото. Никакой не сквозняк. Сквозняк в предшествие события, когда тревога появляется. Нашим душам свойственно предчувствие, когда мы сопряжены с тревогой.
— Зачем Вам слава? Гастроли? Суета? Деньги?
— Сейчас перечислю. Слава ни на ... не нужна. Это могут подтвердить все, кто меня наблюдает. Гастроли мне нужны, чтобы зарабатывать деньги. Исключительно для этого. Деньги мне нужны, чтобы кормить семью, а она у меня большая.
— Вы утверждаете, что Вы не лишние деньги зарабатываете, а только необходимые?
— Я зарабатываю настолько мало, что денег не хватает на необходимое, я ведь живу только стихами и исполнением, от гастролей до гастролей. Эта суета не нужна мне душевно, не дает мне ни удовольствия, ни развлечения, ничего. Если бы мне выплачивались деньги ежемесячно, для прокорма семьи, то, может быть, я ездил бы раз в два года куда-нибудь и только чтобы проветриться, погулять, а стишки бы сочинял попутно.
— Вы не остываете к писательству? До конца своих дней будете писать?
— Не знаю. И потому беспокоюсь. Графоманы — люди счастливые. У Юры Смирнова есть замечательные стихи: Толстой был тоже графоманом, // У графа мания была // Писал он толстые романы, // Забросив прочие дела. // Хирела барская усадьба // И граф вегетарианцем стал. // Другой такой успел устать бы, // А он писал, писал, писал... Я не графоман, мне не доставляет удовольствия сам процесс писания. Я его просто не люблю. Сочинительство мне доставляет большое удовольствие. Придумать какую-нибудь шутку, чтобы ее на первой же пьянке рассказать друзьям... А писание — нет. Ведь надо выживать, а я не работаю. Так что, это забота о хлебе насущном.
— Деньги появятся — и Вы остынете сочинять. Чем же займетесь?
— Я думаю, что у нас разное воззрение на процесс сочинительства. Стишки пишу не я — это кто-то мне пишет. Это точно. Они приходят сами, и вот, «душа стесняется лирическим волнением», как у Пушкина. Это как роды. И ты не можешь ничего сделать. Ты начинаешь думать о стишке, и вот два слова завяжутся в рифму. Стишок необходимо выбросить из себя. Я чудовищно ленивый человек. Встаю, пью кофе. Выкуриваю три или четыре сигареты. Беру книжку, которая меня интересует, читаю ее. Еду куда-нибудь по делам. Могу валяться часами с наслаждением. Иногда с книжкой, иногда так.
— А к общению не остынете, пока не одряхлеете окончательно?
— К сожалению, влечение к общению подостыло. Исчез острый щенячий интерес к людям. Как и остальные наши данности остывают с годами. Но пока общаюсь с удовольствием. А стишки зависят не от меня — поэтому не знаю, брошу или нет.
22
— Из великих поэтов XX века — кто для Вас бальзам, лекарство от царапин, от ран?
— Большое удовольствие от Ходасевича, очень люблю Георгия Иванова. Раньше очень любил Сашу Черного, сейчас подостыл.
— Две строчки Георгия Иванова?
— Меня поразили его строки: "Все тот же мир. Но скука входит //В пустое сердце, как игла. // Не потому, что жизнь проходит. // А потому, что жизнь прошла.
— Что Вам страшнее, импотенция или потеря зрения?
— Никогда не думал. Это совершенно разные вещи, не знаю. Абсолютно бессмысленный вопрос. Что легче потерять — правую или левую ногу.
— Вы с собой не покончите?
— Не знаю, по крайней мере не отвечу на этот вопрос в газетном интервью.