В некоторых случаях Ренье завидовал брату. В любом самом ничтожном событии Эмери мог уловить музыку, которая говорила ему куда больше, чем слова и наблюдения. А Ренье был такой возможности лишен. У него даже интуиция была развита плохо. Во всяком случае, так он считал.
Эмери словно прочитал мысли брата.
— Чуть позже я сыграю тебе маленькую арию, — прошептал он на ухо Ренье. — Запомни ее и напевай, если почувствуешь, что плохо понимаешь происходящее. И еще, Ренье. Если напевая мою мелодию, ты уловишь некий диссонанс, несоответствие, то просто поверь: что-то творится неправильное.
— Смотрите! — шепнул Адобекк, указывая вниз.
Шептать не было никакой необходимости — они находились достаточно далеко, чтобы снизу их не услышали, но Адобекк полагал, что они находятся в засаде и потому следует приглушать голос.
Внизу показались трое молодых людей, одетых в черно-серебряное, — видимо, цвета принца. Они переговаривались между собой и время от времени разражались громким злым смехом.
Затем соглядатаи увидели, что у молодых людей с собой большая кукла, которую они принялись подбрасывать на покрывале.
У куклы были фарфоровая голова и тряпичное тело. Взлетая, она откидывала голову вниз и беспомощно болтала руками. Ее пышные юбки раздувало ветром, и виднелись маленькие фарфоровые туфельки, приклеенные к ножкам. Прическа куклы растрепалась. Длинные нитяные локоны свисали как попало, и ветром их лохматило все больше.
— Ну как тебе, тряпичная дура — нравится? — обратился к безмолвной кукле один из молодых людей.
— Между прочим, принц побил тебя в поединке! — заметил ему другой, который тем не менее участвовал в злой забаве наравне с прочими.
— Это не дает ему право издеваться над нами, — сказал третий из молодых людей и отпустил свой угол покрывала. — Мало того что о принце ходят разные дурные толки, так теперь еще начнут судачить о нас...
— Ему хорошо, — сказал первый из молодых людей, который подбрасывал несчастную игрушку с особенным ожесточением, — он не человек! Носитель крови Эльсион Лакар! Наследник! Он может хоть на голове ходить! Хоть на кукле жениться! Ему все равно, что о нем болтают. А мне — нет!
Он яростно дернул покрывалом.
Эмери подтолкнул брата.
— Самое время вмешаться, — сказал он.
Ренье схватился за меч и поскакал вниз, перепрыгивая через ступеньки. Он вылетел во двор, ворвался в галерею, миновал две башни и наконец нашел вход в «малый двор». Когда он вбегал туда, кукла зацепилась платьем за ветку дерева и повисла головой вниз. Ее раскрашенные глаза смотрели прямо на Ренье глуповато и беспомощно.
— Защищайтесь! — крикнул Ренье, выхватывая меч.
Трое молодых людей с удивлением посмотрели на неожиданную фигуру.
— Это еще что? — осведомился один из них, надменно вскидывая голову.
— Если ты победишь, я отвечу на твой вопрос, — сказал Ренье и нарисовал в воздухе мечом блестящую восьмерку.
Остальные двое переглянулись и дружно расхохотались.
— Мальчик, вам лучше уйти отсюда! — сказал один из них.
Ренье молча напал на них. Они отскочили и снова засмеялись.
— С вами здесь никто не будет драться, — сообщил тот, что больше всех злился на куклу.
— Посмотрим, — сказал Ренье сквозь зубы и быстро уколол его в плечо. На сером атласе проступила кровь.
Молодой человек отпрянул.
— Ты меня ранил! — воскликнул он.
— Ну да, — сказал Ренье, облизывая губы. — А чего ты ожидал?
Юноши переглянулись и потащили из ножен шпаги.
— Отлично! — Ренье заплясал на месте от радости. — Трое на одного! Давно я так не веселился!
И он действительно засмеялся. Они атаковали его с трех сторон. В их действиях чувствовалась слаженность, которая воспитывается долгими тренировками. Ренье, напротив, действовал по наитию. Он уворачивался, отбегал, набрасывался сзади и тотчас удирал, петляя между деревьями. Кукла тихо поглядывала за происходящим. Ветер шевелил ее волосы и нижние юбки.
Стоя на балконе, Эмери следил за братом.
— Дерется хорошо, но вряд ли продержится долго, — поделился Эмери сомнениями с Адобекком.
Тот выглядел очень довольным.
— Школа покойного Клоджиса, однако налицо некоторый талантик... И, кажется, в его манере я замечаю элементы тупого армейского фехтования, — отозвался королевский конюший. — Впрочем, долго отбиваться от этих олухов ему и не потребуется. У принца уже должен был закончиться урок. Он вот-вот выйдет в сад. Талиессин благороден — он примет участие в поединке на стороне побежденного.
Эмери принялся напевать под нос забавную, почти игрушечную мелодию.
Лицо Ренье пылало, пот стекал по спине. Трое противников — все-таки это слишком. Тем более что они обладали немалым опытом. Но, как и предсказывал Адобекк, спустя минуту все это прервалось появлением принца.
Ослепленный блеском стали и жгучим потом, Ренье не сразу понял, что происходит. Неожиданно его меч наткнулся на чье-то оружие и вылетел из руки.
Ренье отступил и прижался к стволу дерева. Трое противников Ренье стояли в стороне и молча наблюдали за ним. Кукла в очередной раз качнулась на своей ветке и упала. Ренье инстинктивно поймал ее и прижал к груди. И только тогда увидел новое действующее лицо, появившееся во дворе.
На Ренье смотрело почти мальчишеское лицо с узким, темным ртом. Очертания верхней губы были извилисты и причудливы, а нижняя вытянулась тонкой ниткой. Чуть раскосые глаза глядели диковато, длинные волосы, приподнятые и сколотые у висков круглыми зажимами, придавали облику юноши что-то звериное.
Ренье протянул ему куклу. Тот вложил меч в ножны и забрал игрушку. Она как будто с облегчением устроила голову у него на плече, и Талиессин пригладил взлохмаченные нитяные волосы. Затем его взор снова устремился на Ренье.
— Благодарю вас, — произнес он.
Молодые люди приблизились к принцу и обступили его.
— Вы мне неприятны, — сказал им Талиессин спокойным ровным тоном. В его голосе не прозвучало даже раздражения.
Они вежливо откланялись и ушли. Ренье проводил их глазами.
— Я знаю, почему они это сделали, — обратился к нему Талиессин. — Их раздражают сплетни, которые обо мне ходят. Они дразнят меня за то, что я играю с куклами. По их мнению, было бы лучше, если бы я играл с живыми женщинами.
Он склонил голову набок — точь-в-точь, как это делала его царственная мать.
— А как вас зовут? — спросил принц у спасителя куклы.
— Эмери. Мой дядя — королевский конюший.
— Забудьте дядю, — оборвал Талиессин. — Я спрашиваю о вас.
— Ну, — растерялся Ренье, — я — Эмери, собственно, это и все.
— Вы плохо деретесь, — сказал принц. — Вам нужно брать уроки. Если вы захотите остаться при моем дворе, я распоряжусь о том, чтобы вам нашли приличного учителя.
Эмери и Адобекк видели, как Ренье и Талиессин разговаривают, как Талиессин чуть касается его руки, а затем уходит. Ренье поднял голову и улыбнулся брату и дяде, которых не видел.
— Быстро, — сказал Эмери и вздохнул.
— Искренность и юность, — сказал Адобекк. Как будто это что-то объясняло.
Глава двадцать седьмая
«ТИГРОВАЯ КРЫСА»
— Мне лень даже заниматься любовью, — сказала Аббана и, протянув руку, погладила Гальена по бедру.
Он не ответил, а море шумно куснуло берег и отступило, утаскивая изрядную взвесь песка. Потом на краткий миг вокруг стало тихо.
Аббана принялась напевать. Скомканное попурри из популярных мелодий нынешнего лета. Потом сказала:
— Он говорил, что постоянно слышит музыку.
— Не такую, — отозвался Гальен сонно.
— Музыка — во всем. Так он говорил. В звуке шагов, в звоне посуды, даже в человеческих голосах.
Гальен чуть приподнялся на локте и взглянул в лицо Аббаны. Он едва было не сказал: «Но только не в твоем», но сдержался. Аббана и сама это, наверное, знала. «Может быть, в этом разгадка, — подумал Гальен, но ему не хотелось верить в такое. — Слишком просто, чтобы быть правдой. Нет музыки. В толстой торговке креветками, которая ходит с подносом на голове и кричит под окнами, есть музыка, а в Аббане — нет. Невозможно».