Вытоптанная битвой поляна была метров десять в диаметре. Вмятые в землю, вырванные с корнем трава и кусты, взрытые целые пласты грунта, говорили о серьезной мощи соперников. Вблизи они оказались гораздо крупнее, чем издалека и сверху. Три трупа волков, как три небольшие лошади грязно-серой масти. Челюсти могли бы запросто перекусить человека, разорвать пополам.
Под стать им и гигант-лесовик, который лежал без сознания, лишь бочкообразная грудь вздымалась в частом дыхании. Бессознательное состояние позволяло хорошенько разглядеть человекоподобного. Коричневая длинная шерсть покрывала все длинное немного несимметричное тело. Ноги у него были короткие, кривые, длинный торс и руки, голова небольшая, приплюснута, переходит в покатые широкие плечи без шеи. Широко расставленные утопленные в черепе глаза закрыты, нос короткий, плоский, рот широкий, нижняя челюсть и скулы мощные. Из приоткрытого рта торчали небольшие окровавленные клыки, кровь, смешанная с пеной, стекала по волосатой щеке.
Вблизи привычный, хоть и сильный запах собачатины, смешивался с резкой вонью от лесовика.
Ант, глядя на меня, засмеялся.
— Да это он просто вспотел! Столько дубиной махать!
— И это называется разумной расой? — удивился я, присел рядом, зажав нос одной рукой, а другую вложил в его раскрытую ладонь, сравнивая. Она выглядела детской в его лапе, волосатой снаружи и шершаво-черной внутри.
— Они еще и говорить умеют! — сказал Ант, проверяя тела волков. Он с усилием поднял двумя руками дубину лесовика, поставил рядом с собой, чтобы оценить размер. — Килограмм восемьдесят, не меньше. — Попытался дотянуться до верхушки, даже на цыпочки встал.
Соня достала из рюкзака аптечку, обрабатывала раны лешего, забираясь в шерсть, останавливала жгутами кровь на ноге и руке. Я взялся ей помочь.
— Достань воду, — попросила она. — Влей ему в рот. Только голову сначала приподними.
Я пошарил в своем рюкзаке, достал бутылку с энергетиком, критично осмотрел.
— А ему это можно?
— Это всем можно, — ответила Соня, втирая в раны зеленую густую мазь. — Только будь осторожнее, он может неожиданно очнуться.
— Надеюсь, я его не напугаю, когда он откроет глаза.
— Ты — точно нет, — усмехнулся Ант, отпустил дубину, она глухо ударилась оземь, подняв тучку пыли. Он приподнял ее за тонкий конец, подтащил к лесовику. — Мы для него мелочь, мелюзга. Для него местные зайцы опаснее.
— Это почему ты так считаешь? — спросила Соня, поднимаясь.
— А что? Ни когтей, ни клыков, размеры так себе, мышцы атрофированы. Он от таких как мы не глядя одной лапой отмахивается. Даже без дубины.
— У нас оружие! — сказал я, пытаясь двумя руками приподнять голову лешего, без шеи она почти не двигалась, казалась чугунной.
— Только это нас и спасает! Раньше только за счет оружия мы и были царями природы, — ответил Ант, подсунул под голову дубину. — Ну, ты уже зальешь ему водички? Чего ты возишься? Боишься, что он тебе палец откусит?
— Такими зубками полруки можно откусить и не заметить, — сказал я, пытаясь приоткрыть зубастую пасть.
Небольшими дозами я залил розовую водичку ему между зубов. Соня держала его за запястье.
— Пульс стабильный. Сильный. Выживет. Хотя и крови много потерял.
Я заметил, как где-то под челюстью заиграл кадык. Рефлекс работал, вода попала куда нужно. Я залил примерно пол-литра, решил, что для начала хватит. Поднялся, закрыл бутылку, отошел на несколько шагов. Ант и Соня сделали так же, но встали, чтобы лесовик, открыв глаза, нас всех видел.
— Ружья спрячьте, — посоветовал Ант. — Тогда он поймет, что мы ему не угрожаем. Может, и поговорит. Но на всякий случай принять походный вид. Рюкзаки собрать, пристегнуть.
— Это если он будет несговорчивым? — спросил я. — И нам придется экстренно спасаться бегством?
— Так точно, — сказал Ант. — Думаю, что в таком его состоянии, если возникнет необходимость, нам это удастся.
Приход лесовика в сознание начался с движения ладонями. Он медленно сжал, разжал обе ручищи, пошевелил ногами. Затем на лбу заиграли морщины, рот почмокал губами, мутные глаза медленно открылись, посмотрели в туманную вышину. Затем он пошевелил ноздрями, изо рта раздался глухой рык.
Он нас учуял? Или про волков вспомнил?
Лесовик подтянул к себе руки, приподнялся на локтях. Первыми увидел нас. Три белых человека из Большого Леса стояли перед ним с поднятыми руками, глупо и испуганно улыбались. Брови поползли вверх — он явно удивился. А потом он увидел трупы волков, снова зарычал, дернулся было встать, но скривил гримасу боли, и остался сидеть. Секунды ему хватило, чтобы понять — волки больше не представляют угрозы. А вот люди?