— Вижу.
— А это фотографии ваших покрышек, которые находятся на катере. Узнаете?
— Вроде.
— Уточните.
— Узнаю, — процедил сквозь зубы Девяткин, неловко кивая, словно хотел боднуть кого-то. А сам горько и тяжело подумал: «Вот гадина! Что делает! Что делает!»
— Специалисты выпечатали заводские марки на ваших покрышках. И там и здесь — одна серия. Вы согласны с этим?
Девяткин долго и упрямо молчал, делая вид, что рассматривает фотографии. Однако деваться было некуда, врать бесполезно, и он согласился с доводами судьи.
— Следовательно, то, что эти пять покрышек одинаковые, не вызывает у вас сомнения?
— Я сказал уже: похожи. — Моторист продолжал крутить пуговицу на пиджаке.
Градова откинулась в кресле, ощущая усталость.
— Теперь постарайтесь вспомнить, как эта покрышка попала к дому Щербака.
— Какая?
— Вот эта самая, которая у вас на фотографии.
— А почему вы думаете, что это та же покрышка? Мало ли покрышек на свете? — не сдавался Девяткин.
— Химический анализ сгоревшей покрышки и покрышки, взятой на вашем катере, тоже подтверждает их идентичность.
— Ч-чего? — заикнулся моторист.
— Вот заключение экспертизы. Ознакомьтесь, свидетель Девяткин.
— Зачем?
— Кроме того, здесь говорится, что в сгоревшей покрышке было много бензина.
И, не дав Девяткину ни секунды передышки, Градова сказала:
— Подойдите к плану запани, свидетель, и покажите, какой дорогой вы шли к катеру с того места, где вас сфотографировал журналист Лужин.
Девяткин, сгорбившись, подошел к плану и дрожащей рукой ткнул указкой.
— Здесь шел. Вдоль берега.
— Кто вас видел в это время?
— А я почем знаю?
— В это время здесь были люди, и вас обязательно кто-нибудь заметил бы. Но здесь вас никто не видел.
— Я шибко торопился. Сами подумайте, что случилось! Разве людям до меня было — беда-то какая, паника вокруг?!
— Вот ваши сегодняшние показания, в которых вы сообщили суду, что были на опушке леса, и именно там вас мог снять корреспондент Лужин.
— Ну?
— А потом шагали лесом к катеру.
— Перепутал я. Столько ходишь каждый день, извини-подвинься.
— Допустим. Но если бы вы шли вдоль берега, обязательно вышли бы к той части поселка, где был пожар. А людей там тоже было достаточно. И вас тоже никто не видел.
— Вгорячах бежал я. Какая разница где? Вроде через мосток перескочил.
— И через мосток вы не переходили. Там тоже были люди.
И Тимофей Девяткин замолчал. Пуговица, которую он крутил на пиджаке, оторвалась и тихо упала. Но от слабого ее стука об пол моторист вздрогнул.
— У вас была только одна дорога — вдоль опушки, потом краем поселка к общежитию и дому Щербака, — сказала Градова. — Вы подошли туда с тыльной стороны спустя несколько минут после начала пожара, облили покрышку бензином и подожгли.
— Нет! — истошно закричал Девяткин. — Не поджигал я!
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Когда Алексей вышел из гостиницы, по небу шаландами плыли тучи. Они просвечивались солнцем и казались легкими, свободными и вечными. Но небо потемнело, и шаланды превратились в большие баркасы. Сейчас, в полутьме, небо сливалось с Волгой, и только когда вспыхивала молния, на какое-то мгновение становились заметны просветы чистого неба, похожие на птиц, улетающих вдаль.
Алексей посмотрел на небо. Тучи не торопились окатить землю ливнем, они хитрили, коварно давили темнотой. Он вошел в детский парк вместе с первым раскатом грома. Ветер поднимал пыль на пустых аллеях и гнал палые листья. Хлынул дождь, И снова весело щелкнул бичом гром.
Алексей увидел белый павильон, который дождь аккуратно расчертил в косую линейку, как тетрадь первоклассника.
— Скорее, дяденька, скорее! — услышал он детские голоса.
И этот призыв заставил Алексея улыбнуться. Наверно, со стороны он выглядел промокшим чучелом. Когда он вбежал под навес, дети расступились и с нескрываемым интересом разглядывали его.
Откуда-то доносился громкий голос репродуктора. Шла передача, посвященная поэту Уитмену.
На игровой площадке он увидел качели, «Чертово колесо», пеструю карусель и довольно хитрое сооружение «Мертвая петля». Все стояло неподвижно. Без ребячьих голосов аттракционы выглядели сиротливо.
Рядом с Алексеем оказался мальчик в клетчатой рубашке.
— Дождь скоро пройдет, — сказал он.
— Почему ты так решил? — спросил Алексей.