Удавка вражеских кораблей ещё не сомкнулась, когда нам начали угрожать.
Млич хлопнул меня по спине, предлагая вступить в игру и порулить боевой частью задачи. Я упал в активированный ложемент, залился гелем, но на алайское мяуканье не ответил, жирно им будет.
А через секунду и не смог бы уже. Мало того, что ударно включились маршевые двигатели, ещё и техники вывели на полную мощность диагональные магнитные приводы!
Корабль задёргался, как припадочный. Его разрывало от несовместимых задач и векторов движения.
Барахлящий привод, конечно, тут же «поплыл», и «Персефона», рыская и вращаясь, понеслась с боковым креном по такой невообразимой траектории, что мои кишки тут же устремились навстречу горизонту событий.
Пилотам было хуже. Пилоты должны были параллельно вращению корабля и собственному движению под обшивкой ещё и куда-то стрелять. Предположительно по окружающим нас алайцам.
— Восемь карманов из двенадцати работает, — пробился через головокружение голос Млича.
Моя вестибулярка кое-как приспособилась, и я увидел пульт. Но тут же ось вращения корабля сменилась, и меня снова по самый мозг вдавило в гелевый наполнитель ложемента.
Крутило так, что внести свою долю бедлама в решение задачи я не мог. Только следил за нагрузкой реакторов, чтобы вразнос не ушли.
Да… Отвык я летать… Вот так и теряют квалификацию. Хоть дежурства себе пиши.
— Девять! Молодцы, парни! Ингоф, Ливериц! Просыпаемся! Как на тренировочных стрельбах, по метроному! На мой счёт! Приготовились! Один… два… Огонь!
— Куда стреляем? — спросил я, кое-как растопыривая веки в кровавую пелену перегрузок.
Глазел я тщетно. Навигационная сетка не успевала подстраиваться, и экраны отражали только прерывистые полосы траекторий.
— А без разницы, — пробормотал Млич. — Нас же окружили? У шакалья переполяризация сто сорок секунд, им хватит. А кривую я прописал. Плюс привод. Сейчас сам Хэд не рассчитает, как мы движемся. Но в заданных мною любимом рамках. Значит — по противнику лупим автоматически. Ребята — молодцы!
Экран наконец поймал один из алайских среднетоннажных кораблей. Судя по смещению оси вращения, ему от нас уже неплохо досталось.
— …некоторые даже понимают, куда стреляют. Хоть какая-то польза… — Млич сглотнул, борясь с тошнотой. — …от твоих эйнитов. Цены им нет. Только Симон без сознания. Но второй раз нам такое не провернуть. Сменный состав слабее, а этим уже по горло… Всё! Уходим с линии отражения огня! — скомандовал он техбригаде, бессильно обвис в ложементе, но переборол себя и выпрямился.
Потолок всё чаще становился потолком. Навигационные экраны прозрели. Из восьми крупнотоннажных алайских крейсеров серьёзно не пострадал ни один, зато шакалам досталось так, что или временное перемирие и эвакуация экипажей, или половину кораблей зелёненькие потеряют вместе с людьми.
Алайцы нервно переговаривались. Они, конечно, звери, но не до такой же степени.
Млич благостно озирал сотворённый им хаос. По сути, он смоделировал аварийную ситуацию со стрельбой в плотной смыкающейся сфере вражеских кораблей.
Я больше думал о том, что у меня с пилотами. Вызывал на экран один карман за другим — большинству парней досталось здорово, но кое-кто улыбался. Живучая зараза — человек.
Млич выбрался из ложемента и только тогда позеленел лицом и, спотыкаясь, поскакал в санузел.
Меня опять не затошнило, и по возвращении я показал ему средний палец.
Первым мой жест оценил не навигатор, а командующий группой алайских крейсеров. Его песочно-серая морда прорезалась сама. Видно, Млич поставил пульт на автосоединение.
Генерал — я видел старомодные, расшитые алмазами погончики — взирал на мой немалых размеров палец и постепенно вскипал. Будь он огнедышащим — испепелил бы меня. Но на дракона алаец походил сугубо внешне.
— Чё надо? — спросил я нарочито грубо. Мне терять было нечего. Я болтался в пространстве один против восьми тяжёлых кораблей противника. И вести себя можно было только так, словно за спиной — армада.
— Генерал Варигой Гхэгэн, — квакнул алаец, и палец мой увял, словно высохший куст.
Легендарный алайский генерал, жёлтый от седины, сделавший себе имя в хаттской кампании, смотрел на меня с брезгливостью и презрением.
— Импл-капитан Агжей, спецон, — ехидно представился я, усилием воли возвращая себе самообладаньческую наглость.
Ну, герой? И что?
В мозгах загудело, и пришлось откинуться в ложементе. Верх хамства — ведь генерал стоял.