Я сжал зубы, не желая отвечать.
Данини была права. Сестра матери наследника, наместница протектората Суэ Аминатэ Мэдар, не желала, чтобы я встречался с Эберхардом.
По крайней мере, по голо мы с тёткой договориться не смогли, и я собрался лететь в резиденцию лично. У меня были рекомендательные письма, присланные Локьё на случай подобных недоразумений.
Выдавил:
— Я Дерена с собой возьму. Он…
— Не бери, — перебила Данни. — Хуже сделаешь. Он и так готов взять всё на себя. Не для тебя это будет хорошо…
Она бросила на полуслове очередную фразу, скользнула взглядом по моей груди и спустилась до ремня.
Я задержал дыхание, собрал эмоции в комок и вышвырнул их из сознания.
Стало чуть легче, но проклятая физиология всё равно чесалась и ныла.
— И что ты предлагаешь?
— Могу полететь с тобой, но у меня будет условие…
— Какое? — Мне не нравились её тон и бритвы в глазах. Я и так уже сдерживал себя не физическим, а совсем другим ресурсом.
— Мне нужен разговор с тобой. Наедине. Только вдвоём. Чтобы никто не мог помешать.
— О чём разговор? — спросил я в лоб.
Девушка улыбнулась мечтательно. Губы чуть приоткрылись, глаза затуманились. Казалось, обними её сейчас и целуй — она уже видит это, уже согласна.
Я тряхнул головой, отгоняя идиотские мысли.
Да сколько можно тянуть резину! Говори ты уже!
— О чём? — повторил я.
— О сексе, — улыбнулась Данини.
Не покраснела. В храме Матери женщины не краснеют, заявляя в лицо чего от тебя хотят.
Я сделал «большие глаза»: уймись, мол, шутница, и без того тошно.
Она фыркнула:
— Я сказала — разговор. Я пока не собираюсь иметь от тебя детей.
Пока? От тебя? Тёмная Матерь!
Я против воли попятился, но сзади была закрытая дверь.
— Разговор — один на один. Ты и я. И чтобы не отвлекли звонком или стуком… Понимаешь?
— Ты… — я запнулся.
И понял, что ступор прошёл.
Что-то изменилось в её глазах, и мужские желания она тут же отбила во мне напрочь. Словно льдом засыпала по самую шею.
Значит, умеет и так. Это не девушка, это монстр какой-то. Сначала сводит с ума одними глазами, потом вываливает на тебя ведро воды со льдом. И улыбается — как ты из этого выберешься?
— Я не собираюсь тебя насиловать, если ты об этом, — Данини совершенно по-мальчишечьи изогнула губы: лицо смеялось, а глаза остались острыми и жестокими.
Больше всего мне хотелось прервать этот странный разговор, уже похожий на насилие. В конце концов я тоже могу перейти в то поле, где я сильнее, задрать кое-кому юбку и шлёпнуть как следует!
Плечи Данни задрожали от сдерживаемого смеха. Угроза, прочитанная в моих глазах, только развеселила её.
— Соглашайся, — сказала она. — Не получится у тебя без меня. Сам знаешь.
Я вздохнул, огляделся — благо хоть дежурные рядом не бродили.
Вот влип. Меня зажала в коридоре молоденькая девица и заманивает якобы «на поговорить». Маньяки отдыхают.
Шлёпнуть паршивку я мог. Справился бы, наверное, если бы она не применила какую-то незнакомую мне ментальную технику. Против наката я знал, как сыграть, чтобы на короткой дистанции зажать атакующего в ближнем поле. Давить на меня вообще без пользы, привык.
Что она может ещё? Сковать восприятие? Так, как Айяна? Вряд ли.
Однако, выбив меня из равновесия и заставив применить силу, Данини выиграла бы этот раунд вчистую.
— Только поговорить, капитан? — рассмеялась она.
Я разозлился сам на себя.
— Хорошо. Поговорим! — сказал угрожающе. — Но до этого ты выполнишь мою просьбу!
— Я? А потом ты? — уточнила Данини.
— Да! Только так, — отрезал я.
— Хорошо, — улыбнулась она.
— А если задеру юбку и отшлёпаю?
— Значит, судьба. — Девушка повела плечами и кокетливо опустила глаза.
Сама невинность…
Я задумался. Хитрюга употребила не привычное в общине «грата», означающее предопределение, а старинное слово судьба.
Оно означает «то, что о тебе говорят другие», этакое враньё, байки и сплетни.
То есть Данини полагает, что это — враньё, будто я могу совершить экзекуцию над нахальной девицей?
Я посмотрел в безмятежные глаза эйнитки и кивнул сам себе. Может, и враньё. Не ударю же я всерьёз. Зачем?
— Ладно, пошли! — я повернулся и зашагал от капитанской к ангару, забыв про «переодеться» и письма.
Ну да, я вряд ли смогу ударить женщину в небоевой ситуации. Я знаю цену насилию, оно во мне не для этого. Ударить слабого вне рамок боевой задачи — больше, чем трусость. Это проигрыш во всех отношениях — и Данини, и самому себе. Значит, не сумел разгадать игру и «перевернул доску».