Письмо обрывалось на этом моменте. Долгое время я не знала, что ответить. В конце осени я изложила чувства на бумаге, но так и не отправила их Кате. Не хотела делиться этой горечью. Хотела освещать её лишь светом, но его не было. То письмо так и лежит в ящике моего стола:
Надя: «Дорогая Катя, меня так и заполняет это чувство незавершенности, прискорбия, словно миллион прожитых тобой моментов разрывают тебя на части. В моей душе так и стоит тот непроницаемый барьер, что не даёт и ныне двигаться вперёд. Мои желания, стремления идут впустую. И каждый день я ощущаю, как по крупице умирает человек, что так глубоко сидит во мне. Все детские мечты, пристрастия уходят в никуда. И не вернутся вновь уж никогда. Моменты солнечных лучей, счастливых вздохов и улыбок - теперь всё это мне уж чуждо. Не знаю, что сказать мне кроме как: "Прощай, Лили." И даже я взмахнуть ей не могу, ведь не исполнила мечту. Последний раз я улыбаюсь просто так. Твоя подруга, Надя.»
К середине декабря в нашем городе установили телеграф. От родителей я узнала, что в приюте есть такой же. Я не задумываясь связалась с ним. К трубке подошла Авдотья Николаевна, я попросила дать мне Катю. Уже вскоре услышала её голос. Какое это счастье, хоть немного ощущать собеседника рядом.
- Катя! – обрадовалась я.
- Да? – робко ответила она.
- Это я, Надя. У меня для тебя замечательная новость. К нам в город приезжает известный редактор журнала. Он задержится на некоторое время. Мы могли бы показать ему наши записи. Предположим, в среду. Как думаешь, встретимся? Или хотя бы поговорим…
- В среду? Не думаю. Нас не выпустят…
Но тут я услышала, как Авдотья Николаевна стучит по столу.
- Просто, - продолжила она, - Я не смогу писать: не могу смотреть на наши книги. Я больше не напишу ни строчки.
- Катя, всё в порядке?
- Да.
- Правда?
- Надя, поверь мне. Ведь ты единственный человек, которого я могу назвать таковым, с кем разделить могу улыбку. Скажи, ты хотя бы счастлива?
Я долго не могла ответить. Я просто не знала.
- Катя, а зачем ты меня об этом спрашиваешь?
- Просто, мне интересно, хорошо ли тебе в новом доме.
- Катя, но дом – это место, где ты можешь разделить счастье с другим.
- Не понимаю.
- Катя, мой дом всегда рядом с тобой. Я сейчас думаю лишь о двух вещах: о твоём счастье и о том, когда же мы сможем встретиться.
- Скоро. Очень скоро. Я надеюсь на это.
- Катя, что бы ни случилось, просто верь в чудеса. И всё получится. Хорошо?
Тут я услышала чей-то кашель. И перед тем, как бросить трубку, Катя произнесла:
- Прости, мне нужно идти. И, Надя, с Новым годом.
- Спасибо, - произнесла я, но меня уже не было слышно.
Позвонить в следующий раз я осмелилась только через неделю, но никто уже не ответил. Спустя несколько лет я отправилась на своей повозке к приюту. Но никого там уже не было. Но в нашем заветном месте я нашла тетрадку с рассказами и эти записи:
«27 октября
Сегодня забрали Лиду и Лизу. При чём их взяли в одну семью. Нас осталось трое. Авдотья Николаевна видит в нас лишь обузу. Но я не отчаиваюсь и держу заветную тетрадь при себе. Правда, у меня такое чувство, что с Надей мы больше не встретимся…
14 ноября
Я была права: Авдотья Николаевна больше не собирается упускать нас из виду. За пределы частокола мы выйдем только в одном случае.
22 ноября
Пыталась бежать, но, обронив тетрадь, не успела уйти до прихода Авдотьи.
3 декабря
Сегодня вместе с Дуней чистим печь. Не пользовались ей более семи месяцев. Холода и заморозки наступили неожиданно. Феня заболела. Простыла, когда рано утром ходила собирать хворост для печи. Говорит, что чувствует себя хорошо. Но всё выглядит серьёзно.
14 декабря
Я не могу оставить Дуню одну с больной Феней. Город подождёт.