31 декабря
Сегодня Новый год. Авдотья Николаевна весь день не выходит из своих покоев, говорит сама собой. Я и Дуня пытаемся поднять настроение Фенечке. Её лицо позеленело, а руки стали тонкими, как поникшие ветви ивы. Дуня отдала ей свою кровать. Та самая тёплая, находится прямо у печки. Я думаю Надя, узнав, что Фенечка заболела, тоже бы забыла о нашем обещании. Я достала тетрадь из укрытого места и стала читать Фенечке мои самые любимые истории, что когда-то читали друг другу мы с Надей в канун Нового года. Я видела, как уголки рта у Фенечки пытаются показать в ответ улыбку. И каждый раз, услышав счастливый конец, она роняла слезу. Вскоре девочка заснула. Но тогда я не знала, что этот сон был для неё последним.
1 января
На следующее утро её забрали. И какие-то люди стали осматривать весь приют. Дуню много спрашивали о Фене, но та не могла ответить внятно ни на один вопрос.
2 января
Авдотья Николаевна в гневе. Весь день она выражала эту злобу на мне. Обнаружив у меня под кроватью тетрадь, она разорвала её на две части, забрала себе в кабинет. Тогда мне было уже всё равно.
3 января
Дуню забрали утром. Знаю лишь то, что они хотят оказать какую-то помощь. Но не думаю, что она сюда вернётся.
4 января
Шёл небольшой дождь. За завтраком только мякоть хлеба, разбавленная в миске с водой. Кругом мрачные стены. Пустой длинный стол с шестью лишними стульями. На противоположном конце Авдотья Николаевна. Она ничего не ест, глубоко упала духом и не видит ни в чём больше смысла. Мне впервые стало жалко её. Я собиралась что-то сказать, но она перебила меня словами: «Не надо». А затем извинилась за всё. Встав со стула, осмотрелась вокруг. Увидев снова шесть пустых мест, поджала губу и вышла из столовой.
5 января
Утром я обнаружила на соседней кровати мою тетрадь со склеиными страницами. На обратной стороне ещё не высохли отпечатки влажных от слёз рук. Я спустилась вниз, но Авдотьи Николаевны уже не было. Вместо неё меня поджидал незнакомый человек. Велел собираться, но все вещи были уже при мне. Мы сели в двуколку, и он тихо дёрнул вожжи. Ворота открылись, а лошадь тихо ступала с лужи на лужу. Пока мы ехали, я долго смотрела, как позади меня заколачивают ворота приюта. За острыми зубьями частокола тихо качаются из стороны в сторону ветви берёз. Слева пруд с лилиями, окружённый деревьями-тайниками, а справа открытый простор равнин, который был виден из наших окон. Смотрев на него, мы всегда думали на тему некой свободы. Для меня это уже не имеет значения. Сейчас я надеюсь только об одном, что Надя имеет эту самую свободу. Однако я должна совершить кое-что ещё. Выпрыгнув из телеги, я побежала в сторону пруда. Человек пытался угнаться за мной, но бесполезно. Меня уже не остановить. Я спрятала этот дневник в дупле нашего дерева вместе с тетрадкой рассказов, что я так и не смогла передать Наде.
Надя, если ты читаешь это, то знай, я поняла, что такое свобода. Свобода – это счастье, которое ты способен разделить с другим. Свобода – это чувство, что здесь твой дом. Я не знаю, куда меня увезут, но уверена, что это счастье я для кого-нибудь сберегу. Ещё увидимся в нашем доме.»
Конец