Говорят, соловьи не поют после Ивана Купалы. Возможно, что это и так. Но у поэта Ханса Хартвига Сеедорфа[22] они разливаются трелями и тогда, когда под высокими звездами созревает хлеб, когда яблоки наливаются соком и сладостью; написано красиво, но явно противоречит естественным законам. Когда в Зеландии[23] созревают яблоки, соловьи уже месяца два как улетели.
А сейчас они еще поют и мешают спать по ночам. У пруда их живет несколько, один — совсем недалеко от дома. Его гнездо находится на земле среди высоких сорняков под ежевичными лозами; сложенное из засохшей листвы, смешанной с соломой, оно имеет весьма неопрятный вид. В первые дни июня там лежало пять яиц, коричневых и блестящих, словно лакированные. Но сейчас малыши уже выросли.
Соловьи поют не только по ночам, а часто и в утренние часы. Тогда-то и можно их рассмотреть. Соловей вовсе не пуглив, как это принято считать, и подпускает к себе на довольно близкое расстояние. Когда соловей поет, кажется, он вот-вот лопнет от напряжения. Голос у него звонкий и слышен за несколько километров, а пение может длиться часами. Только зеленые лягушки способны соперничать с маленькой серенькой птичкой по выносливости и силе голоса.
В немецком энциклопедическом словаре Мейера я прочитал, что в Дании соловьи не живут. Те же птицы, которых мы, датчане, принимаем за них, по мнению автора, «так называемые соловьи» и никоим образом не могут равняться с «настоящими». Дело в том, что в Европе встречаются два вида: северный и южный соловей. Наш северный — хорошо известный всем — не появляется за Лим-фьордом. Но он и есть тот, настоящий, соловей, прославленный на весь мир X. К. Андерсеном. Смешно было бы называть эту сказку «Так называемый соловей»[24].
Сведущие люди говорят, будто и поют эти два вида по-разному. Южный соловей не издаст клохчущих звуков, характерных для наших соловьев. Соловей, о котором писал Аристотель 2200 лет назад в своем трактате по естествознанию, был, без сомнения, южный, ненастоящий; но его тоже ценят за пение. Аристотель установил, что у самки и самца голоса одинаковы, но самка, высиживая птенцов, молчит. Он утверждает еще, что у южного соловья язык имеет не такой острый кончик и что соловей поет непрерывно, день и ночь, пятнадцать суток подряд, но что к лету голос его меняется и приобретает иной тембр, поэтому на юге его принимают за другую птицу.
Подобного рода изменения с нашими соловьями не происходят. Но их трели не менее переливчаты и разнообразны, чем у южных; каждая птица талантлива по-своему, имеет собственный репертуар. Обо всем этом узнаешь, когда бодрствуешь ночью и слушаешь здешнего соловья.
Уровень воды в пруду за последнее время понизился, несмотря на прошедшие летом дожди. Зима была малоснежной, весенние месяцы — необычайно сухими, и пруд уменьшился в объеме. Большие камни, невидимые ранее, теперь торчат островками. Растения, прежде покрытые водой, сейчас оказались на суше: частуха с белыми легкими цветками-стеблями, трифоли с тройчатосложными листьями и кистями беловато-розовых цветов, маленький белокрыльник, который еще называют болотным корнем. А вокруг них плотной зеленой стеной — ирис и рогоз.
Некоторые водные цветковые растения, лютик например, оказываясь на суше, меняют форму. А у некоторых есть два вида листьев: погруженные в воду — остроконечные и вялые и торчащие в воздухе — круглые и твердые. В какой-то сотне метров от пруда лежит еще несколько водоемов, но уже с иной флорой. Местность Асминнеред, нужно сказать, весьма богата и озерами, и ручьями, и прудами; любопытно, что каждый из них таит в себе нечто свое, только ему присущее. Многое, конечно, зависит от содержания извести в воде, от освещенности, от глубины и т. д. Но чистая ли это случайность — то, что один пруд покрыт плавающим рдестом, другой — белыми кувшинками, третий — раковой клешней, или телорезом, с острозубчатыми и жесткими, как у алоэ, листьями, а четвертый — белыми водяными лютиками? До чего соблазнительно — взять и дополнить флору своего пруда растительностью других водоемов, пусть даже искусственным путем, хотя необходимости в этом нет и по законам природы такое делать нельзя.
Вода в пруду не отражает больше голубое небо, она теперь зеленая, как настоящая лесная лужайка, ковер из плавающих водных растений. Первой, конечно, разрастается ряска. А потом — желтые кубышки (те, которые привлекают насекомых) и белые кувшинки (они без меда); плавающий рдест и земноводный гречишник с цветами, похожими на крошечные елочные свечи; и водокрас, или лягушечник, напоминающий миниатюрные лилии, с листочками величиной в небольшую монетку и белыми цветками, изредка выбрасывающими семена, — водокрас, как и земляника, размножается усиками, которые осенью опускаются на дно.
Водоросли поднимаются со дна большими хлопьями и лежат на воде, словно зеленая вата, поддерживаемые воздушными пузырьками. Прямо-таки тропическая пышность… В пруду свой микроклимат, там теплее, чем на суше; но флора водоемов по сравнению с наземной на редкость однородна по составу в большей части света.
Жизнь в стоячей воде, видимая и невидимая, невероятно богата. Только в одном литре зеленой растительной массы (плавающий рдест) Везенберг-Лунд насчитал сорок тысяч личинок одного комариного семейства и еще тысячи червей, ракообразных, коловраток, инфузорий и т. д. А чайная ложка воды из пруда, кажущейся чистой, вмещает бесчисленные микроскопические организмы — планктон, состав которого неоднороден в разные месяцы года. Дно же пруда покрыто тонкими нитями светло-красных малощетинковых червей, красными личинками комаров, черными пиявками, прозрачными гидрами, мшанками, пресноводными грибами, рачками, водяными блохами, клещами, моллюсками с горошинку и т. д. Внизу прокладывают себе дорожки в иле многочисленные виды дождевых червей. Среди водных растений живут также улитки, водные насекомые, пауки-серебрянки, дафнии, личинки насекомых всевозможных видов. Смотришь на спокойную гладь пруда и удивляешься — как в этом маленьком ограниченном мирке умудряется помещаться такое несметное множество существ!
Высокая летняя температура (вплоть до 30 градусов) в пруду создает благоприятные условия даже для таких организмов, которые обычно обитают в более южных районах. Зеленые и древесные лягушки, некоторые виды водяных жуков и стрекоз, необычайно длинные клопы Ranatra (у них нет датского названия) — вот те представители фауны, что перешагнули естественные границы своего обитания. Да и вся мельчайшая флора стоячих водоемов, в сущности, носит более южный характер, нежели наземная.
Июль
Словно снежинки или опадающие лепестки белого терна, вьются над прудом маленькие белые бабочки. В летние светлые вечера они порхают над ряской и рдестом, а днем прячутся в прибрежных травах.
Это — водяные бабочки. И, вероятно, не все знают об их существовании. Большую часть своей жизни они проводят в воде — в форме яиц, личинок, куколок, — а летают всего несколько недель. В природе встречается много видов этих бабочек. Один из них примечателен тем, что включает самок двух разновидностей: крылатых, способных летать, как и самцы, и короткокрылых, никогда не покидающих воду. Самцы ведут брачные игры и с теми, и с другими, спариваются и в воздухе, и на воде, причем короткокрылая самка держит заднюю часть тела над водой. Некоторые моменты в этих причудливых отношениях остаются неясными для биологов. В 1941 году датчанин Кай Берг опубликовал заслуживающую внимания работу о бабочках (они обычны у нас в Дании, хотя короткокрылые формы и редки).
Те водяные бабочки, что вылупливаются в моем пруду, принадлежат к самому распространенному виду с громоздким официальным названием Hydrocampa nympheata. В датском языке они не имеют наименования, поэтому, если никто не возражает, я буду величать их «водяными мотыльками».