Впрочем, никто из этих рыцарей с похвальной предусмотрительностью не пытался высказать подобные претензии вслух – горячий нрав Магнебода в сочетании с чудовищной мощью его «Багряного Скитальца» оставляли мало шансов смельчаку на благоприятный исход.
Гримберту потребовалось ощутимое душевное усилие, чтобы превратить кислую гримасу на собственном лице в легкомысленную улыбку.
– Я был вздорным мальчишкой, Магнебод. А ты – брюзжащим тираном, который упивался своей властью. Довольно об этом. Мы оба попортили друг другу в ту пору порядочно крови.
Магнебод тряхнул своей клочковатой бородой.
– Я пытался вырастить из тебя рыцаря, Гримберт. Как того желал твой отец.
– Разумеется. А когда мне пришло время получить свой первый доспех, ты распорядился выдать мне консервную банку, столь ветхую и никчемную, что надо мной еще три года потешались все отцовские рыцари. Как там его звали?.. «Радетель Истины»?
– Но ты переименовал его в «Предрассветного Убийцу», только лишь чтоб досадить мне.
– Черт побери, Магнебод! – вырвалось у Гримберта. – Мне было девять!
Магнебод молча вырвал из рук пробегавшего слуги бутыль с вином и, скусив пробку, одним движением влил в себя добрую четверть модджо[21]. Так, точно это было дрянное вино из придорожного трактира, а не драгоценный сок миланского «Карпано» по двадцать денье за бутылку.
– Не удивлюсь, если ты нарочно потерял его в том лесу, чтобы отец раскошелился на новый доспех, – пробормотал он, отдуваясь.
Гримберт покачал головой.
– Мне нравилась эта машина. Я был к ней привязан – по-своему. Ладно, довольно. Я могу поверить в то, что господа из Аахена мочатся поутру чистой «кельнской водой»[22], но только не в то, что мой старший рыцарь в день перед началом военной кампании вздумал предаться совместным воспоминаниям о славных старых деньках.
– В тот раз ты сказал, что выстрелил не нарочно. Досадная случайность. – Магнебод смерил его взглядом тусклых глаз, похожих на потерявшие блеск окуляры рыцарского доспеха, давно не знавшие полировки. – Произвольное срабатывание оружейного привода, так?
– Возможно. Что с того?
– Двумя годами позже майордом твоего отца скоропостижно скончался, впрыснув себе экстракт белладонны вместо настойки опия.
Гримберт пожал плечами.
– Он никогда не отличался должной внимательностью. Неудивительно, что дела Туринской марки при нем были столь запущены, а вместо звона золота из казны доносилось лишь шуршание долговых векселей.
Магнебод, прикончив вторым глотком бутылку, буркнул в покрасневшую от вина бороду:
– Тоже случайность. Как и в тот раз, когда граф Кавур нелепо погиб прямо в бронекапсуле собственного доспеха.
– Стечение досадных обстоятельств, – вздохнул Гримберт. – Уверен, ничего подобного не произошло бы, если б не распустил своих бездельников-оруженосцев. Это их работа – следить за энергосистемой доспеха, не так ли?
– Он получил сорок тысяч вольт прямо в затылок, через нейроштифт, – заметил Магнебод. – Говорят, вместо головы у него на плечах остался кусок угля размером с еловую шишку.
– А еще говорят, что граф Кавур в кругу своих друзей не раз выражал сомнения в том, по праву ли я принял маркграфскую корону. И, более того, уже серьезно задумывался насчет сговора с венецианскими купцами, чтобы те подбросили ему денег на мятеж… Согласись, эта случайность сэкономила много крови мне и моим подданным.
Старый рыцарь осторожно склонил голову.
– Кажется, тебе чертовски везет, а?
Гримберт ощутил, как напрягаются под гамбезоном мышцы. Возможно, остаточное явление после нейрокоммутации, а может, бессознательная реакция его тела на угрозу.
Глупости. Здесь, в окружении верных рыцарей Туринского знамени, посреди военного лагеря, которым заправляет сенешаль Алафрид, он в такой же безопасности, как у Господа за пазухой. Что до Магнебода, он с легким сердцем вручил бы тому на сохранение свою бессмертную душу – если бы, конечно, был уверен в существовании у себя столь тонкой субстанции.
– Что ты имеешь в виду?
– Случайности. – Магнебод не любил жестикулировать и часто жаловался на старые суставы, а потому лишь скупо обозначил жест коротким движением пальца. – Все те случайности, которые неизменно возникают вокруг тебя, точно путаны вокруг ландскнехта, вернувшегося из похода, норовя урвать монету.