К этому король был всегда готов. Уже при вступлении на трон он предложил Меттерниху "в союзе с властью императора Австрии содействовать возвышению и прославлению нашего дорогого немецкого отечества, и тем самым в сердце Европы достичь воодушевленного единства и согласия". Меттерних всегда вел себя уклончиво в этом вопросе, и сделал это и сейчас. С большим сопротивлением Фридрих Вильгельм дал себя уговорить Радовицу действовать без Австрии: следует собрать в Потсдаме конгресс немецких правителей, чтобы из Немецкого Союза сделать союзное государство с армией, флотом, таможенной унией, союзным судом и свободой печати, причем следует отметить, все как дар сверху. Совсем под конец, когда во Франции и в Италии уже разразилась революция, а положение в Вене и в Берлине было все более угрожающим, король признал даже то, что было ему всего тяжелее: союзный парламент, образованный из "сословий" союзных земель, и тем самым также и во славу господню постоянный Объединенный ландтаг в Пруссии. 18-го марта 1848 года королевский указ провозгласил всю программу. И как раз в этот момент в Берлине разразилась борьба на баррикадах.
Следует знать эту предысторию, чтобы понять поведение короля во время революции: вывод войск из революционного Берлина, верховой проезд через Берлин в черно-красно-золотом шарфе, воззвание "К моим любимым берлинцам", известное высказывание "Солнце Пруссии впредь будет восходить в Германии". Дело было не только в том, что он потерял самообладание и не хотел видеть никакой крови. Несомненно: для него было ужасно слышать выстрелы его войск по его "любимым берлинцам". Но прежде всего все происходящее казалось ему ужасным недоразумением: ведь он же все или почти все, чего его подданные хотели добиться от него посредством революции и насилия, уже по доброй воле своей милостиво предоставил!
Теперь, конечно же, он упустил инициативу из своих рук, и то, что должно было стать величественным королевским жестом, случилось помимо него. Все лето Берлин был в руках вооруженных отрядов горожан, радикальный прусский парламент работал над радикальной прусской конституцией, во Франкфурте заседало немецкое Национальное Собрание, вовсе не созванное правителями, а король вынужден был молча сносить унижение. Но в то же время в течение лета 1848 года революция истощилась. В общем-то она была сильнее, пока лишь угрожала, чем теперь, когда она произошла. Судьба всех революций решается в последней инстанции обладанием вооруженной силой. Однако армия, хотя и ушедшая по приказу короля в мартовские дни из Берлина, все еще прочно была в руках короля; и осенью по королевскому приказу она вернулась в Берлин. Она не встретила больше никакого сопротивления. Созыв парламента был отсрочен и перенесен в Бранденбург-на-Хавеле, затем он был распущен. Революция в Пруссии закончилась. Король снова держал в своих руках бразды правления.
Примечательно, что при этом ни в коем случае не установился период реакции и репрессий. Фридрих Вильгельм остался верен своему особенному характеру, состоявшему из мягкости и своенравия; он не стал никому мстить, а хотел быть великодушным победителем. Теперь, когда у него вновь были свободны руки, ему казалось, что пришло время с величественным жестом ввести в действие его мартовскую программу. Он планировал в Пруссии сам из королевских властных полномочий предоставить конституцию, которую народ хотел у него вырвать силой, а вслед за тем под руководством Пруссии объединить Германию — но не посредством народа, а через правителей, к которым и сам принадлежал.
Для Фридриха Вильгельма и его советников (которые все снова пришли из опоры государства — аристократии и чиновничества) осенью 1848 года вопрос встал таким образом: должна ли Пруссия позволить себя использовать немецкой буржуазной революции или же она может со своей стороны использовать революцию? Следует ли ей стать буржуазно-парламентарным государством или оно может с некоторыми конституционными уступками сохранить свою сущность и обуздать своих граждан? Следует ли ей действительно "взойти в Германии" или же она может Германию покорить?
Все эти вопросы Пруссия решила в 1849 году вначале в свою пользу. В 1850 году уже пару месяцев она господствовала в Германии не менее, чем двадцатью годами позже. Но что через двадцать лет удалось сделать надолго, при этой первой попытке потерпело в конце концов неудачу. Прусской политике в отношении Германии в 1849–1850 годах удалось остановить немецкую революцию, подчинить ее себе и обратить на пользу Пруссии. Что ей не удалось, так это вершившийся вследствие этого побег из союза "трех черных орлов". Пруссия потерпела неудачу не с Германией, а со своими старыми партнерами, соперниками и противниками: с Австрией и с Россией.
Вначале 5-го декабря 1848 года король своим указом дал Пруссии конституцию. Эта "навязанная" конституция, что с незначительными изменениями действовала до 1918 года, по своему содержанию в целом соответствовала тогдашним либеральным запросам. Она гарантировала все существенные основные права, независимое правосудие, свободу печати и собраний, палату депутатов на основе свободных выборов, сначала даже с равным избирательным правом. Позже столь пользовавшееся дурной славой прусское трехклассное избирательное право, которое лишь через несколько лет было введено по инициативе палаты депутатов путем изменения конституции, для понятий того времени не было чем-то необычным. В Англии и во Франции и в других странах с парламентскими конституциями тогда считалось само собой разумеющимся, что право избирать связано с определенными предпосылками: владением собственностью и уровнем доходов, т. е. с имущественным цензом. И образованные на классовом избирательном праве прусские палаты депутатов совершенно не были послушными поддакивающими парламентами: в шестидесятые годы они регулярно формировали либеральное большинство и в известных конституционных конфликтах, о которых речь пойдет в следующей главе, приводили прусского короля на грань отречения от престола.
Но это было еще в будущем. Пока же в Пруссии революция закончилась и с помощью "навязанной" конституции был также установлен и внутренний мир. Пруссия могла обратиться к Германии и к программе её объединения, которую король объявил 18-го марта 1848 года, за несколько часов до начала революции в Берлине. Эта программа предусматривала создание немецкого союзного государства через соглашения с правящими государями — ни в коем случае не народное государство: для Фридриха Вильгельма IV это была решающая разница.
Когда мысленно представляешь его воззрения, то кажется неизбежным, что он должен был отвергнуть корону императора Германии, которую ему предложило Национальное собрание во Франкфурте в апреле 1849 года. Принять ее означало бы встать во главе немецкой революции — и это когда он только что победил революцию в Пруссии. Не было для него ничего более чуждого. Но немецкого единства, и именно под руководством Пруссии, он все же желал — только это должно было быть антиреволюционное единство, никак не революционное. Весной 1848 года по его плану союз государей должен был упредить немецкую революцию. Годом позже он должен был ее окончить, таким же образом, как навязанная конституция прекратила прусскую революцию.
Последний всплеск революции, последовавший в Саксонии, Бадене и в Пфальце после роспуска франкфуртского Национального Собрания, дал для этого возможность: восстание было подавлено прусской армией, вступившей по просьбе теснимых правителей этих земель; частично, особенно в Бадене, со страшной жестокостью. Прусские военно-полевые суды в баденском Раштатте до сих пор не забыты. Как будто всегда, прусские войска стояли теперь в Саксонии, в Гессене, в Бадене. Казалось, что теперь Пруссия может в качестве победителя приказным порядком повести Германию к единству, которую ей не смогла дать революция. Летом 1849 года прусский король основал "Немецкую Унию", союз из 28 немецких государей, которые волей или неволей вынуждены были участвовать в нем, с большей или меньшей степенью желания. Страх перед революцией все еще глубоко сидел у них в печенках, и Пруссия, которая со своей революцией покончила, казалась единственным, во всяком случае, безопасным прибежищем от революции и она могла выставлять свои условия: союзное государство, союзное войско и союзная конституция. Правда, Бавария и Вюртемберг не приняли участия в унии: оба этих южно-немецких королевства чувствовали себя достаточно сильными без союза и также были особенно настроены против тесного объединения с совершенно чуждой им Пруссией. В остальном же, однако, Немецкая Уния 1850 года уже была полным составом более поздней империи 1871 года. При помощи своих старых методов — внезапность и нападение врасплох, быстрые маневрирования, молниеносная смена позиций и в решающий момент, как всегда, острый меч — Пруссия снова достигла успеха. Её лидирующие позиции в Германии казались обеспеченными.