Полчаса, не меньше ушло на то, чтобы русский царь вник в устройство автомата и назначение каждой его детали. В раскрытое окно сделали даже выстрелы по крепостной стене, от которой отлетели крошки. «Забавы» царя охрана встретила невозмутимо — тот частенько стрелял.
— Жаль, нам бы он пригодился, — резюмировал Петр, отложив уже действительно бесполезный в этом времени АК-74, и нахмурился, потирая лоб. А потом неожиданно сказал. — Ты другие вещицы покажи, все, с которыми тебя из реки во время ледостава выловили.
— Сейчас, — только и отозвался Стефан, осознав, что в окружении Кантемира есть царские агенты. И принялся извлекать из шкафа анахронизмы — Петр Алексеевич радовался как ребенок, разглядывая их. И застыл, разглядывая пятисотрублевую российскую купюру, на которой узрел самого себя. На всякий случай Стефан тут же уточнил:
— Одно время на самом большом номинале банкнот именно твою парсуну рисовали — ты ведь стал первым императором, и позже тебя нарекли Великим. А кроме тебя второго такого имени среди правителей удостоилась лишь императрица Екатерина, присоединившая Крым к России — через семьдесят лет сие произойдет…
— Не будет этого, — резанул Петр, — при мне это будет!
Царь взял купюру с императрицей (приднестровских денег было с избытком, только одна из РФ), внимательно осмотрел ее, затем поджег от пламени свечи, и смотрел как банкнота сгорела.
— Все вещи эти уничтожить надобно, сжечь или расплавить. Со справы воинской размеры снять и такую же пошить, как и обувку стачать — ладная она. Займись этим немедленно, хотя… Мыслю я, раз у тебя «охотничьи» команды появились, сиречь егерские, то такая одежда им во благо — в кустах и лесу не сразу ловкого стрелка заметишь. Да еще пули твои — мои солдаты их «наперстками» прозвали, всем по душе пришлись.
— Так и есть, Петр Алексеевич — стрелков по меткости отбираем, он все самостоятельно действуют, а не по командам. А одежда их не совсем такая, но похожая. «Защитного цвета» как у нас ее называют. В смысле, что солдата разглядеть трудно, лишь только дым от выстрела его выдает. Но если из-за кустов стрелять, то и его заметить трудно.
— Хитро придумано, — царь покачал головой — все это время монарх собственноручно сжег все приднестровские банкноты. Вздохнул, посмотрел на свой профиль, и решительно запалил оставшуюся купюру. Отбросил тлеющий кусочек прямо на фитиль, и с нескрываемым удовлетворением произнес, показывая на пепел:
— Дела их нам надлежит вершить, и победы наши будут, как и поражения. Ты прости, но парсуну твою работы неведомой, я тоже сожгу — тебе в моем мире надлежит жить, а не в том пребывать!
Царь еще раз посмотрел на цветную фотографию и сунул ее в огонь — Стефан лишь с печалью смотрел, как превращается в пепел главная его связь с прошлым миром. Но перечить самодержцу не стал — понимал, что тот прав — анахронизмам не место, слишком много вопросов они вызовут у тех, кому попадут на руки. Да и братья тоже не раз предлагали уничтожить все выбивающееся, оставить лишь то, что вопросов не вызовет.
— Почему твой порох дыма меньше дает?
— Он бездымный, из нитрированной целлюлозы и прочей химии. Сейчас такой сделать неимоверно трудно, как и капсюли. Должны быть химики с производством кислот, нужна серная и азотная — они уже есть, у нас один немчин трудиться, с учениками.
— Делай все нужное, мыслю, во благо державы пойдет. Меня в долю возьмешь — и доля сия царская будет. Науки развивать будем всемерно, университет открою. И о будущем тебя спрашивать не стану — ведь если мы Крым в этом году захватим, история всяко иначе пойдет?!
— А ведь так и будет, Петр Алексеевич — если на семьдесят лет раньше произойдет, да крепостного права не будет, потому что земли народом заселять нужно, а оно мешает, то страна к процветанию придет.
— Насчет мужиков пустое — дворянство в армии и гвардии служит, деревеньки я им на прокорм даю. Нет золота-серебра, не могу жалование платить богатое, чтобы они слуг нанимали.
— Понимаю, но закрепостить легко, зато потом раскрепостить трудно. Рабочих рук постоянно не хватать будет, а без них промышленность не поставить. А приписные работники худы, из-под палки плохо работают. А вот если деньги платить добрые, то сами трудятся с усердием рьяным, и положиться во всех делах на них можно.