Но то дело будущего, и оперативные планы визиря Стефан не мог знать. Для него стало ясно, что движение турецкого корпуса к реке займет пару суток. Однако переправа через Серет, где на левом берегу им противостояли молдавские батальоны и легкая конница, с русской артиллерией, не стала бы для османов легким предприятием, как могло показаться на первый взгляд. Ведь выше по течению стояли отведенные после занятия Галаца струги и большие лодки, в числе трех десятков. Они и должны были сорвать переправу врага картечью из фальконетов и ружейной стрельбой. Легкие пушки установили на вращающихся платформах на носу и корме, превратив их, таким образом, в канонерские лодки, способные стрелять из двух своих орудий на оба борта. И пусть калибр орудий был откровенно «жидковат» — один-два фунта, реже три и на очень больших стругах, но именно на импровизированную флотилию возлагались большие надежды, тем более команды гребцов набирались из местных рыбаков, отлично знавших своенравную реку.
— Чем больше турок уйдет на восток, тем лучше — у нас появится великолепная возможность разбить их по частям, Александр Данилович. Деваться им некуда — выросшей травы после опустошения саранчи лошадям не хватает, потому и растянул визирь свою армию на четыре лагеря, если с Браиловым считать. А теперь будет пять, со Слободзеей — просто великолепно. Нам можно наступать, благо дивизию Репнина подтянули, и за сутки солдаты отдохнули после трехдневного перехода. Что скажешь, Василий Владимирович, начинать нам баталию, или еще отложить?!
— Пожалуй, ваше высочество, нам лучше атаковать османов с утра, если корволант фельдмаршала собран воедино…
— Давно собрал, князь, в отличие от некоторых, которые по московским привычкам любое царское дело затягивают!
«Светлейший» сильно недолюбливал Долгорукова по нескольким причинам — тот был из родовитых князей, «рюриковичей», из князей Оболенских, один из которых за свою мстительность прозвище и получил. Стефан чуть ли не вляпался, не зная такой подробности — он почему-то посчитал, что князья Долгоруковы род свой берут не от черниговских князей, а от легендарного основателя Москвы, которому памятник на площади стоит — их пращур сам Юрий Долгорукий. Ошибся, чего не бывает, хорошо что не ляпнул, а то и так на него косо смотрят, и шепотки среди русских «родовитых» пошли, дескать господарь «ублюдок» — то есть «незаконнорожденный». Впрочем, кто для них Кантемиры — крестьяне бывшие, чуть ли не холопы, быдло смердячье, по большому счету — отец их вообще неграмотный, из самой что ни на есть грязи, в князья вылез.
Василий Владимирович Долгоруков и вел себя соответственно, а оттого не только у «светлейшего» были причины его крепко недолюбливать. Да и к реформаторству царя Петра относился неодобрительно, хотя указы его и повеления выполнял с тщанием. Хотя разок он его хорошо ткнул носом за высокомерие, дав урок этикета за обеденным столом, показав как правильно задействовать вилку с ножом. Этого князь не ожидал, и призадумался с той поры, странно на Стефана посматривая…
— Господа, раз мы решили атаковать, то диспозицию надо огласить на военном консилиуме, где собрались генералы, должности при войсках занимающие! Сейчас полдень, времени много — пойдемте и огласим диспозицию, и как рассветать немного начнет, выступим с войсками и начнем баталию с османами. И да поможет нам бог!
Стефан поднялся с походного кресла, поправив голубую ленту, отметив небольшую гримасу на лице Долгорукова — тот ордена Святого Андрея Первозванного не имел, в отличие от того же Меншикова, Репнина, Алларта и командующего артиллерией Якова Брюса, родовитого потомка шотландских королей. С последним «кавалером» он особенно сошелся, особенно диспутируя по многим научным вопросам. И говорили не только по ним — круг увлечений шотландца был необычайно широк, а знания удивляли, как и пытливость ума. Да и предан был России до кончиков пальцев, и в отличие от многих лишен напрочь алчности и стяжательства…