Сидящий на переднем сиденье Шутов напутствовал друга:
— Значит так, Серега, говорить с ним будешь ты.
— Почему сразу я? — вытаскивая из замка зажигания ключи, встрепенулся Глебов. — А вдруг ему что-нибудь не понравиться? Огребать тогда тоже придется мне.
— А кто еще? Гоша? — Мотнув головой, Шутов указал на непонятно как уместившегося на заднем сиденье Покровского. — Думаешь, по этому метросексуалу похоже, что он сидел в тюрьме?
— Что? — просипел Глебов. — Какая тюрьма, Антоша?
Нервно теребя застежку молнии ветровки, Шутов сообщил:
— По легенде, ты сидел на зоне. Недавно откинулся, собрал из нас двоих банду и готовишься к ограблению банка. Поэтому тебе нужны советы профессионала.
— Так, меняемся ролями, — мгновенно потребовал Глебов.
— Не-а. Подумай сам. Гоша — балерина и бездарность. Я могу перенервничать. И только ты служил в армии.
— Эй-эй, я тоже служил, — напомнил Покровский.
— Всего год. Поваром. — Шутов толкнул Глебова локтем. — А ты был в нормальных войсках. Ты знаешь, кто такие деды, и умеешь общаться с дерзким народом. Вдобавок ты занимался боксом. — Шутов потряс перед собой сжатым кулаком. — Настоящий мужик.
— Ну и что, что я служил и занимался боксом?
— Значит, ты лучше всех подходишь на роль нашего главаря. Потому что гопник.
Глебов мрачно покосился на чересчур перевозбудившегося друга.
— Я не гопник и никогда им не был.
— А кто отбирал карманные деньги у первоклассника? — спросил Гоша.
— Я их потом вернул, — признался Глебов.
Шутов замотал головой.
— Неважно. Из нас троих ты самый бывалый.
Издав тяжелый вздох, Глебов сдался:
— Хорошо, уговорили.
Выйдя из машины, троица направилась к кафе. Спустившись по лестнице, пройдя сквозь приветливо распахнутую металлическую дверь, они оказались в небольшой прихожей с двумя дверьми, ведущими в туалетные комнаты, и проходом — коротким коридорчиком — в обеденный зал. Сквозь отдернутые занавеси в дальнем конце коридора в полу-темном зале можно было разглядеть тесное помещение на семь столиков. Четыре из них пустовали, на пятом стоял графин водки и стопка и тарелка с курой гриль, за оставшимися двумя с кружками пива сидело двое мужчин лет сорока, одетых во все черное. Выглядели они вполне мирно, никто из них не походил на бывалого рецидивиста с пятью ходками на зону, и оба внимали закрепленному на стене над барной стойкой телевизору.
— К кому подходить? — уточнил Глебов.
Шутов пожал плечами.
— Без понятия, мы не обменивались фотками. Чтобы узнать друг друга, мы решили использовать кодовое слово.
— Ну?
— Ты должен сказать «репитетаконтрапункт».
— Что-что? — не поверил своим ушам Глебов.
— Репитетаконтрапункт. Запомнил или повторить?
Глебов с угрозой надвинулся на не осознающего свою дурость Шутова и предупредил:
— Когда выйдем отсюда — беги и не оглядывайся.
— А говорил, что не гопник, — заметил Покровский.
— С тобой тоже пообщаюсь.
Велев друзьям следовать за ним, Глебов вошел в кафе и направился к ближайшему из посетителей. Оторвавшись от созерцания вечерних новостей, мужчина вопросительно уставился на остановившегося рядом с его столиком парня.
Чувствуя себя полным идиотом, Глебов начал нерешительно мямлить:
— Репи… рети…
Сзади на плечо Глебова легла чья-то ладонь. Скосив глаза, он увидел короткие, толстые, украшенные массивными перстнями пальцы, медленно-медленно обернулся и уткнулся взглядом в лысую макушку. Взгляд скользнул ниже, и один за другим в поле зрения начали появляться: низкий лоб, квадратное лицо с пересекающим его сизым шрамом, двойной подбородок, плавно перетекающий в толстую, короткую шею, воротник распахнутой черной кожанки, малиновая рубашка, выдающееся вперед пузо, нависающее над черными спортивками, и остроносые туфли. Невысокого роста, мужчина был широким и круглым, как колобок, а одевался так, будто явился прямиком из лихих девяностых-нулевых.
Оценивающе пробежавшись по Глебову маленькими белесыми глазками, мужчина басом спросил:
— Это ты Опухший заяц?
— Простите, что? — пискнул Глебов.
— Говорю, это у тебя был ник на форуме — Опухший заяц?
Глебов бросил быстрый взгляд на замерших позади мужчины друзей: Покровский делал вид, что разглядывает потолок, а Шутов истово кивал.