Я бы все-таки разделял понятия «религия» и «Бог». Я не церковный человек, боюсь на эту тему рассуждать, так как довольно мало знаю. Есть много вопросов, ответы на которые я найти не могу: почему так, а не эдак, почему одно можно, а другое нельзя. В храме бываю редко. Но у меня есть духовник, который приезжает ко мне, исповедует. Нельзя сказать, что мы с ним приятели: все-таки у него совсем другое мироощущение. Я человек светский, грешный. Например, духовник ругает мои далекие от цензуры пьесы. Хотя они не столько матерщинные, сколько несколько похабные. Но пишу я их не от стариковского баловства. Некоторые могут это назвать пошлятиной, но, на мой взгляд, скорее можно назвать похабщиной выступления отдельных звезд шоу-бизнеса. Иногда они произносят вроде невинные речи, но с точки зрения русского языка и здравого смысла получается кошмар, лингвистическая порнография.
Мне кажется, я стал мягче. Хотя бывает по-всякому: вот недавно сорвался. Жена сказала, что я в жизни ни с кем так не разговаривал. Ужасная была сцена, ужасная, хотя я и чувствовал свою правоту. Но правота правотой, но и о форме думать надо. Потому что иначе это — распущенность. Когда человек хочет почувствовать себя на коне, он распускается и ведет себя так, как хочет. А потом говорит: «Прости, я очень горячий, не сдержался».
В церковь часто не хожу. Меня туда должны специально отвезти, а чтобы просить об этом, нужно испытывать крайнюю необходимость. Церковь и Бог — не одно и то же. Храм Господень — это все-таки нечто земное, и попытки священнослужителей устроить там богову приемную — полный бред. Среди попов очень много умных и толковых людей, но есть и темные, и даже дураки.
2001 г.
Дело в порочной логике. Коли уж грешишь — греши, но ощущай каждый раз грех, а, сколько их будет, все и отмаливай. Раз уж случилось, изволь принять кое-что на себя, себе на душу, хоть перед собой, но повинись. Прежде рефлексия на тему: нельзя, нехорошо, стыдно была активнее. Теперь среднестатистический уровень цинизма гораздо выше.
1986 г.
К сожалению, безбожие довело нас до многого. Все позволено, все могу — никто же не видит. Видит. Оттуда ОН все видит. На многие десятилетия люди забыли, что их видят каждый день, каждую секунду.
Только в какие-то критические моменты вспоминают. «Есть Божий суд!» Когда аргументов не хватает, тогда они к Богу кидаются. Когда плохо — к Богу. Но заблуждаются те, кто думает, что все содеянное им не аукнется. Мы все получаем то, что заслужили: возмездие или награду. Иногда на земле. Чаще — ТАМ.
Я недавно был у старца и спросил его: «Скажите, сейчас много говорят о конце света. Если не ссылаться на Нострадамуса, есть ли в священных книгах какие-то, хотя бы примерные, церковные даты?» Он на меня посмотрел и сказал: «Так он уже идет. Давно идет».
О свободе
Я вообще не понимаю этого слова в контексте нынешней болтовни. Есть, конечно, внешние параметры свободы. Они изложены в Декларации прав и свобод человека: свобода слова, совести, вероисповедания, перемещения и т. д. Но само по себе это слово еще ничего не означает. Варлам Шаламов говорил: «Свободным можно быть и в тюрьме». Он имел в виду свободу внутреннюю, а она от внешних причин мало зависит. А мы и сегодня ведем себя как дети. И понятие свободы воспринимаем на детском, инфантильном уровне. Разрешили, значит, можно. Руки развязаны — свободен. Мы опять снимаем пенку, верхний слой. До сути далеко.
Я сделал пьесу на основе произведений Салтыкова-Щедрина «Пестрые люди», «Губернские очерки», «Дневник провинциала в Петербурге». Параллели удивительные. Все катастрофически совпадает. Речь там идет о пореформенной России XIX века. Только-только обозначаются позиции русских либералов, демократов, консерваторов. Я уже не говорю о том, что встретил там слова «гласность», «перестройка». Но там все ясно обозначено: и какие возникают тональности, какие типы, как ведет себя пресса, наконец. Потрясающе все повторяется!