— Касается, потому что, когда я пытаюсь увидеться с тобой, она мешает мне. Знаешь, что она сказала мне, Лаклан, когда увидела меня там, в снегу? Она сказала: проваливай. Какой человек мог такое сказать?
— Тот, кому надоело твое дерьмо, — ухмыляюсь я, мое сердце начинает биться быстрее, кровь в жилах закипает. Обычно я достаточно спокоен, но не сегодня, и не с матерью рядом. — И я тоже сыт по горло этой ахинеей. Я впустил тебя только потому, что пожалел. И жалость — это все, что ты получишь от меня.
Я пролетаю мимо нее, чувствуя себя не в своей тарелке, и принимаюсь расхаживать вокруг.
— Только жалость? А как насчет чашки кофе?
Блядь.
— Да, конечно, — отвечаю я, направляясь на кухню. Пользуясь моментом, поворачиваюсь к ней спиной и делаю глубокий вдох через нос. Такое чувство, что у меня вот-вот случится сердечный приступ, я едва могу дышать.
«Держи, черт подери, себя в руках», — говорю себе.
Трясущимися руками наливаю кофе.
Отношу ей чашку. Мать сидит на диване, пальто лежит рядом.
И выглядит она ужасно.
Под тонким свитером - одни кости, на шее глубокие, покрытые пятнами морщины. Рассматриваю ее, и эта женщина кажется похожей на монстра, похожей на... меня. Или ту версию, которой я мог бы стать.
Нет никаких сомнений, что она все еще употребляет метамфетамин, ее тело, зубы, худоба и темные круги под глазами тому доказательство. Всю свою жизнь, по крайней мере с тех пор, как родила меня, она употребляла, и, честно говоря, я удивлен, что она все еще жива.
Но когда она проворно берет у меня кофе, глядя ясными глазами, я понимаю, даже если она пьет или употребляет, сейчас она не под кайфом.
— Не хочешь спросить, как у меня дела? — спрашивает мать, делая глоток кофе. затем морщится. — Не очень крепкий, да?
— Чем меньше я о тебе знаю, тем лучше.
Она качает головой.
— Такой неблагодарный.
— Неблагодарный? — взрываюсь я. — Какого хрена мне быть благодарным?
— Я делала ошибки, когда была моложе, Лаклан. Почему ты наказываешь меня за то, что я сделала, когда сбилась с пути, когда не могла позволить содержать тебя?
— Ты отказалась от меня! Отдала в приют!
— Я сделала то, что было лучше для тебя, и ты это знаешь. Перестань обвинять меня во всем, что в твоей жизни пошло не так. Во всяком случае, я спасла тебя. Если бы ты остался со мной, то, возможно, никогда не стал бы тем, кем стал. Ты должен благодарить меня.
Я качаю головой, сжимая кулаки.
— Я всегда хотел лишь любви. Ты никогда не давала мне ее, даже перед тем, как сдала в детский дом.
— Лаклан, я не хотела ребенка, — прищурившись сообщает она так, словно это моя гребаная вина, что я родился на свет. — Это была случайность, и я надеялась, что твой отец останется. И что мне потом оставалось делать? Притворяться?
— Да! — кричу я. — Притворяться! Хотя бы сделать вид, что любишь своего ребенка. Ты хоть представляешь, как ты испоганила мне детство?
— Да, — говорит она, делая глоток кофе и отводя взгляд. — Я знаю.
— И тебя это вообще волнует? — сиплю я, и у меня такое чувство, что внутри что-то надламывается.
Она поднимает на меня глаза, в них такая пустота, словно передо мной зомби.
— Мне нужны деньги.
Я ошарашенно смотрю на нее.
— Что? — удается выдавить мне.
— Я сказала, мне нужны деньги. И я знаю, у тебя их много.
Качаю головой не в силах поверить, что все повторяется.
— В прошлый раз тебе тоже нужны были деньги, — говорю я. Указываю на нее дрожащим пальцем. — Я дал тебе денег. Очень много. Дал, чтобы заставить тебя уйти. Ты хоть понимаешь, каково нам было перед свадьбой и после? Ты пообещала, что дело не в деньгах, что ты придешь на свадьбу. Ты заставила меня поверить тебе, а потом так и не появилась. Просто взяла и уехала из города. Тебе нужны были только мои деньги и ничего больше!
Она допивает кофе и изучает меня.
— Я думала, что, учитывая воспитание в детском доме, тебе присуща хоть какая-то щедрость.
— Щедрость? Куда делись те чертовы десять тысяч, которые я тебе дал?
— Жизнь дорогая штука! — кричит она мне, швыряя кофейную чашку на ковер, остатки напитка разлетаются, пачкая пол. — Я нуждаюсь, я тебя родила, и вот как ты мне отплатил?
— Пошла ты, — рявкаю я на нее, указывая на дверь. — Теперь можешь убираться.
— Лаклан!
— Надо было подумать дважды, прежде чем впускать тебя, нельзя было верить, что ты явилась в мой день рождения по бескорыстным причинам. Я должен был догадаться. Кайла знала, она знала.
— Твоя жена такая же эгоистка, как и ты. Обычная шлюха, которая использует тебя ради денег.
— Убирайся, — выплевываю я сквозь зубы, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не ударить ее и не ей выбить остальные зубы. — Убирайся, на хрен, или я вызову копов.
Какое-то мгновение она с ненавистью смотрит на меня, потом надевает пальто и направляется к двери.
Открывает ее.
Оглядывается на меня через плечо.
— Надеюсь, ты найдешь то, что ищешь, Лаклан, — произносит она. — Потому что если это любовь, то у меня ты ее никогда не найдешь.
А затем уходит, захлопнув за собой дверь.
Мгновение я стою там, ощущая, как ломаюсь, эта черная дыра в груди раскрывается все шире и шире, угрожая поглотить меня. Полностью, пока от меня ничего не останется.
А затем я срываюсь.
Поднимаю кофейный столик и бросаю его.
Пинаю ногой лампу.
Хватаю кофейную чашку с пола и швыряю ее в стену, пока она не разбивается на тысячу кусочков.
А затем кричу.
Громкий и долгий рев исходит из самой глубины моей души, вся боль от недостатка любви вырывается наружу.
Перед глазами пелена.
Сердце еле бьется.
Я ощущаю лишь мучительную боль.
Спасти от которой меня может только одно.
Хватаю пальто, кошелек, а затем вылетаю за дверь и вниз по лестнице.
Я выхожу на улицу, где идет снег, поднимаю воротник и даже не оглядываюсь, чтобы посмотреть, заметит ли меня Кайла.
Не хочу, чтобы она меня заметила.
Я лишь хочу, чтобы боль исчезла.
Вновь жажду почувствовать онемение, чтобы рана затянулась, а не снова посыпать ее солью. Во мне живет глубоко укоренившаяся потребность, которая перекрывает все остальное, обещает, что все это закончится, и мне нужно кормить ее, чтобы выжить.
Чтобы выжить. Поэтому я направляюсь к винному магазину.
Глава 5
Кайла
Я стою в парке через дорогу, когда вижу, как мать Лаклана выходит из здания и шагает по снегу. Вопреки здравому смыслу я иду за ней, огибая квартал. Я хочу знать, куда она ходит, не участвует ли в какой-нибудь афере, не бездомная ли она.
Затем останавливаюсь решая, что не имеет значения. Особенно после того, что случилось в прошлый раз, когда она заставила Лаклана дать ей денег, а потом даже не явилась на свадьбу, хотя обещала.
Скатертью дорога. Я рада, что Лаклану удалось избавиться от нее, хоть и понимаю, как тяжело ему пришлось.
И тут застываю от ужаса.
Нужно вернуться к нему.
Я оборачиваюсь и вижу, как Лаклан выходит из здания и исчезает за углом, воротник пальто скрывает лицо. Он торопливо идет прочь от парка, значит точно ищет не меня.
И тут я понимаю, куда он направляется.
Твою мать, блядь.
Из-за этой мерзкой женщины он вот-вот сорвется.
Все повторяется, только на этот раз я могу попробовать остановить его или, по крайней мере, поговорить, прежде чем он что-нибудь сделает. Я должна попытаться, даже если это бесполезно.
Я бегу за ним, поскальзываясь на снегу, когда перебегаю улицу, собаки трусят рядом.