Готов поклясться, мои глаза просто закатываются от удовольствия.
— О черт, Арчи это так... — стону я.
— Знаю, любимый, — шепчет он мне на ухо и прижимается губами к моим губам.
Мы жадно целуемся, я вжимаюсь в него бедрами, мой член твердый как сталь, и я ощущаю встречное давление Арчи, которое заставляет меня чувствовать, что я вот-вот взорвусь. Он отстраняется, и я продолжаю искать его рот, но он настойчиво шепчет «смазка», и я отступаю.
— Вот же черт! Думаю, я кончу, если пошевелюсь, — тяжело дышу я.
Невероятно, но Арчи смеется, хотя выглядит совершенно опьяненным, а на шее и плечах, где я его целовал, темнеют отметины.
— Крепись. Возьми себя в руки, любовь моя, — велит он, и я качаю головой.
— Всегда такой шутник, — ворчу в ответ, выбираясь из постели и спотыкаясь о джинсы, валяющиеся на полу.
Он посмеивается, пока я роюсь в карманах в поисках смазки и презерватива, которые всегда ношу с собой. А когда оглядываюсь на него, Арчи это замечает и непристойно ухмыляется, раздвигая ноги. Пососав один палец, он начинает играть со своим входом.
— Поторопись, — шепчет он.
На секунду я столбенею от осознания того, что это мой лучший друг, и с этого момента все будет совершенно по-другому. На обдумывание уходит всего мгновение, а затем я разрываю обертку и раскатываю презерватив по своей длине. Арчи вздрагивает, наблюдая за мной, его движения от поддразнивания переходят к полномасштабному прикосновению. Открыв пакетик со смазкой, я размазываю ее по пальцам, чтобы согреть.
— Позволь мне сделать это, — прошу я, возвращаясь к кровати, мой член подпрыгивает и раскачивается в такт движениям. Арчи раздвигает ноги шире, и что-то в том, как он доверяет себя мне заставляет замереть.
— Арчи, — выдыхаю я, и он улыбается, нежность и тепло разливаются в его глазах. Я тяжело сглатываю и молча киваю, его улыбка становится еще восхитительней.
— Займись со мной любовью, — шепчет он, пока я смотрю на него сверху.
— Только так. По-другому и быть не может, — обещаю я.
Я очень серьезен в своих обещаниях. Готовлю его к себе, открывая с большей осторожностью и нежностью, чем когда-либо любого из моих предыдущих сексуальных партнеров. Я всегда гордился тем, что хорош в сексе, но это никогда не значило так много, как сейчас. Правда, теперь меня подстегивает вовсе не гордость, а тот факт, что это мой Арчи, и я должен сделать все как можно лучше для него, потому что он достоин лишь самого лучшего.
Осознание этого наполняет каждое мое движение еще большей нежностью, я прижимаюсь к нему и смотрю в глаза. Он кивает, глаза блестят в тусклом свете, я медленно и нежно вхожу в него до конца, и мы оба стонем.
Арчи скребет ногтями по моей потной спине снизу вверх, пока его пальцы не запутываются у меня в волосах, и он притягивает меня к себе для очередного страстного поцелуя.
— Сделай это, — шепчет он, отпуская меня. — Трахни меня, как следует.
— Никогда не хотел ничего больше.
Я выскальзываю из тугого жара его входа, и он сжимается вокруг меня, а когда вхожу обратно, с губ Арчи слетает резкий вскрик. Это действует, как спичка, поднесенная к фитилю фейерверка, и внезапно мы взрываемся, жадно целуя и задыхаясь, тяжело дыша в рот друг другу, а наши движения становятся мощными и требовательными.
Вскрики Арчи, его стоны и тихий скулеж, пока я толкаюсь в него, превращаются в мое личное музыкальное сопровождение. Я наслаждаюсь этим, уткнувшись лицом в его шею. Кажется невероятным, что мужчина со мной в постели — мой Арчи. Невероятным и вместе с тем чертовски правильным.
Я вдалбливаюсь в него, слегка приподнимая бедра, угол заставляет Арчи кричать, а тело красиво выгибается, когда я задеваю простату.
— О. Мой. Бог, — стонет он. — Господи, Мик, пожалуйста, я уже близко.
— Да, — выдыхаю я и обхватываю его член, подпрыгивающий от наших движений. Стоит притронуться к нему, как Арчи тут же срывается на крик, я чувствую, как его член моментально набухает в руке, а затем густые теплые брызги раскрашивают мои пальцы. Ноздри непроизвольно трепещут от пряного запаха, и не успеваю я вымолвить и слова, как мои яйца напрягаются, и остается лишь стонать и вздрагивать, пока я изливаюсь в презерватив. После чего практически падаю, наваливаясь всем телом на Арчи, а он обнимает меня, и я чувствую небывалое умиротворение.
Несколько долгих минут в комнате царит тишина, нарушаемая лишь нашим тяжелым дыханием. Чувствуя, как член обмякает, я обхватываю его за основание и вытаскиваю, придерживая презерватив. Арчи бессвязно бормочет что-то в знак протеста, и я улыбаюсь.
— Просто избавлюсь от этого. Вернусь через секунду.
Я вваливаюсь в ванную, мои ноги не слушаются, словно у новорожденного жеребенка. Включаю свет и смотрю на свое отражение в зеркале. Полагаю, что ожидал увидеть нечто кардинально другое, должным образом соответствующее тому, как моя жизнь только что сейсмически изменилась. Может, огромную букву
«А» на лбу, символизирующую Арчи. Ну, либо надпись «придурок», если говорить о том, что мы могли бы делать это годами, если бы не моя слепая глупость.
Но ничего нет. Стою голый, весь в поту, и единственное отличие от всех моих прежних сексуальных контактов — выражение счастья и удовлетворения на лице. Я выгляжу моложе и умиротвореннее, чем когда-либо. Даже вездесущая морщинка, обычно пролегающая между бровями, исчезла.
Мешанина беспокойства и страха, которая обычно сковывает мои внутренности, отсутствует. Чувствую себя свободно и легко, это ощущение всегда приходит, когда я уверен в том, что поступил правильно.
Я качаю головой. Беру полотенце, смачиваю и быстро обтираю живот и пах. Наспех помывшись, хватаю второе полотенце и опускаю под теплую воду, нагревая пока оно не становится идеальной температуры, выхожу из ванной и замираю как вкопанный. Арчи лежит на боку, кое-как укрывшись одеялом, так что видны его грудь и темная поросль на лобке. Его глаза закрыты, но они тут же распахиваются, стоит ему услышать меня в дверях.
— Ты в порядке? — спрашивает он, стараясь сохранить нейтральный тон, словно ожидая, что я вот-вот сойду с ума.
Разглядываю его худое лицо, я смотрел на него большую часть своей жизни, а сейчас кажется, что вижу его впервые, словно передо мной другой Арчи. Наверное, потому, что в постели мы раскрываемся иначе. Становимся более честными, ведь наши истинные желания всегда возвращают нас в первозданный вид.
Теперь, когда я смотрю на него, то не вижу теплых глаз и яркого, живого лица, думая о нем, просто как о друге. Или, по крайней мере, вижу вовсе не это.